Я – инквизитор

Бывший инквизитор меня перебил.

– Конечно, сказал. А что еще ему делать? Как по мне, так вообще чудо, что волшебница до сих пор жива, – Оррик наклонился ко мне. – Сказать по правде, кроме тебя, никто не верил, что ее удастся оттуда вытащить. По крайней мере, я на такое точно бы не рассчитывал! Хотя, Аридил, конечно, строго-настрого запретил мне тебя расстраивать, и, выходит, прав оказался, длинноухий-то.

Оррик крякнул и хлопнул меня по плечу, а у меня словно пелена с глаз упала. Вот что меня точило все это время, пока мы с де Бри бегали по городу! С того самого времени, когда перед моими глазами предстал великий маг Макгон, избитый и в антимагическом ошейнике, мое подсознание пыталось достучаться до меня. Впрочем, понять и принять – это совершенно разные вещи. Мне казалось чудовищным, что Валена сознательно пошла на такое! Насколько же нужно доверять человеку, чтобы отправиться на пытки с одной лишь мыслью, что тебя обязательно вытащат. Черт, мне не расплатиться по счетам никогда!

– Ну, чудо же, командир! Великое ты дело сотворил, – он одним махом опорожнил початую кружку пива, которую ему принесли тут же, едва мы заняли наши места. – А за остальное не беспокойся. Лекарь свое дело знает крепко. Видел бы ты, в каком она была состоянии! Краше в гроб кладут! Кровь, сопли, слезы – так сразу и не поймешь, чего там где. Но ведь не растерялся, сморчок! Дунул, плюнул, руками помахал – а девица уже и порозовела. Этот пройдоха обещал заглянуть завтра. Как он заявил, «проведать пациента». Ну и за деньгами, конечно! Сразу все, говорит, нельзя лечить – слишком сильное потрясение может выйти для организьму. Понятное дело, ему с нас все до последней рубашки содрать надо, но ведь и не соврал.

Оррик прервал свою сумбурную речь на полуслове. Едва показалось неровное донышко кружки, он нахмурился, но плывущая в руках пышной девицы новая емкость с пивом, заставила кустистые брови разойтись в стороны. Осторожно приняв подношение, воин могучим выдохом сдул пену на пол и сделал большой глоток.

– Ладно, что это мы все про нас. Давай про себя! – он нетерпеливо поерзал, и глаза его загорелись жгучим любопытством. – Рассказывай по порядку! Что вообще происходит? Мы тут, как в погребе огурцы, – сами себе истории выдумываем одна страшнее другой, когда по крышке ноги стражников шаркают. И не забудь поведать, как тебе удалось волшебницу с того света вытащить… В общем все рассказывай! Хотя нет, давай лучше ушастого дождемся – будет потом весь вечер дуться. Он побежал в банк свою долю снимать, чтобы с лекарем расплатиться. Вот придет, тогда и чтоб все без утайки! Путешественник, так тебя и растак. А вот и он!

Глава 31

– Да, командир, ты времени зря не теряешь! – присвистнул Оррик. Не привыкший скрывать эмоции бывший инквизитор на протяжении всего рассказа просидел с открытым ртом, иногда даже забывая подносить кружку с пивом ко рту. – Вона как! Уже и с епископом нашим успел языками почесать, и герцога разозлил, и эльфийку темную охмурил!

Я почувствовал, как внутри растет волна возмущения, а снаружи я покрываюсь красным, как вареный рак.

– Ты в своем уме?! Какие языки? Какая эльфийка?! Я там бегал, закинув рога за спину…

– У тебя уже и рога есть?! – чуть не уронил кружку Оррик, после чего он с гордостью оглянулся на эльфа: «Мол, каков у нас начальник, а? Всюду успел!»

– Нет у меня рогов! – заскрипел зубами я. – Это выражение такое.

– Ну, нет так нет, – легко согласился бывший инквизитор и вспомнил про свое пиво. – А то мы живо…

Но я не дал сказать ему еще какую-нибудь глупость, состроив страшную гримасу.

– Как бы то ни было, Иан, наш «чистый» друг прав: темные эльфы еще никогда не позволяли называть себя человеку по имени. Это все равно, что…

– Я в курсе! – мне пришлось отнять у Оррика его пиво, чтобы не выразиться «покрепче». Напитка там оказалось на донышке, но горечь в горле помогла немного прийти в себя. – Но тебя-то я называю по имени, и ничего.

Аридил усмехнулся.

– Да. Но ты сам так решил, – он развел руками. – Я только со временем понял, что условности для тебя – пустой звук. И перестал обижаться.

Если и можно почувствовать себя еще больше не в своей тарелке, то мне в голову не приходит, из-за чего.

– Могу извиниться.

– Можешь, можешь, – Оррик вдруг хлопнул меня по спине, отчего я едва не переломился. – Только давай сначала посидим, как люди, и отметим это дело!

Он приглашающе махнул рукой, и к нам стремглав подбежала девица, обновлявшая моему другу пиво. Он жестами показал, что нам «на всех и побольше». Чего-чего, а этого у моего друга не отнимешь – хозяйственный, любит поесть, по-житейски мудр. Я заметил, чем дольше рядом со мной он находился, тем меньше в нем оставалось былой угрюмости. Словно вернулись времена юности, когда «поесть и подраться» – предел мечтаний для сельского паренька, – вдруг стали частью его повседневной жизни. Былой Оррик возвращался в минуты смертельной опасности, в остальное же время это был увалень и весельчак, полагавший, что наилучший выход из ситуации – передать право выбора старшим.