Я — Илайджа Траш

Мы сели за гигантский ореховый стол, на котором стояла маленькая лампа с зеленым абажуром, и Юджин начал барабанить пальцами по дереву. От его дыхания на поверхности древесины выступил пар, и тогда он достал носовой платок и протер запотевшее место.

— Пеггс, как я уже сказал, вы должны оставить Илайджу. У вас есть все, а у меня — ничего. Ничего, кроме Илайджи.

— Как я могу оставить то, что мне не принадлежит? — Я крепче затянул свой галстук.

— Прошу прощения, — сказал он, и его взгляд внезапно приковало старое пианино.

— Я не принадлежу Илайдже Трашу, — сказал я, — так же, как и он — мне. Вы наверняка знаете…

— Но Илайджа влюблен в вас по уши … Если бы вы умели играть на фортепьяно, он прогнал бы меня из своей студии сегодня же вечером — и вычеркнул из своей жизни… — Он рассматривал мои ладони. — Разумеется, вы не умеете играть. Но неужели вам не понятно, что если б вы только вернулись в Алабаму, моя жизнь осталась бы прежней, а вы бы все равно забыли о нем?.. У вас это просто безрассудная страсть, а у меня — образ жизни, «стиль жизни», как выражается вульгарная ежедневная пресса. Я не могу жить без Илайджи Траша, а вы повсюду пользуетесь спросом. Сейчас — ваше время.

— Так дело не пойдет, — пробурчал я, пытаясь сдержать гнев.

— Если не хотите возвращаться домой в Алабаму, у вас еще остается Миллисент Де Фрейн.

— Но она остается у меня лишь до тех пор, пока… в общем, пока я шпионю за мистером Трашем. Одно без другого немыслимо. Вы же должны это понимать.

Тут Юджин Белами достал фиолетовый конверт с надписью большими черными буквами: АЛЬБЕРТУ ПЕГГСУ, ЭКСВАЙРУ.

— Пожалуйста, возьмите, — сказал он, так как я колебался.

Я вскрыл конверт и заглянуть внутрь. Как я отчасти и ожидал, там лежала тысячедолларовая банкнота.

— Я прошу об одном: чтобы вы уехали, — проговорил пианист со всхлипом.

Я положил деньги в нагрудный карман.

— Вы знаете, что я не могу никуда уехать, — ответил я. — Мне очень жаль. Я связан, так сказать, контрактом…

— Я отдам вам все, — начал он, горько рыдая. — Можете использовать меня, как угодно. Я знаю, ваша привычка обходится очень дорого, поэтому я и дал вам эти деньги. Возможно, вы избиваете людей. Я согласен, чтобы вы избивали меня и издевались надо мной постоянно, если это доставляет вам удовольствие.

— Запах крови — не из моего репертуара…

— Но ваша привычка, мистер Пеггс… Неужели вы не понимаете, что она вас погубит? Почему бы не взять деньги и не уехать в Алабаму?..

— Хотите забрать деньги обратно? — Я вынул конверт из нагрудного кармана и протянул ему.

— Разумеется, нет. У меня и в мыслях не было…

Он очень громко зашмыгал носом.

— Я отдаю вам все — свое тело, все свое состояние, свое имущество, и что же получаю взамен? Оскорбления и грубости от… от…

— Спелого баклажана, Юджин, — подсказал я. — А теперь вы послушайте меня. Я так же, как и вы, по уши влюблен в Илайджу Траша. Почему — не знаю. У него все не так…

— Я скажу вам… — вставил Юджин.

— …все наперекосяк и набекрень; он больше не умеет ни танцевать, ни петь; его стихи плохи, но я знаю одно: в ту минуту, когда вижу его, я попадаю в рай и на седьмое небо, это нирвана и рахат-лукум — полное чувственное и умственное наслаждение… Он будоражит меня, как четыреста волчков, и меня не остановит такая, как вы, фигурка со свадебного торта. Почему я не могу наслаждаться теми же радостями жизни, что и вы? И что из того, что я шпион? Конечно, вы уважаете меня, как чернокожего, но это не совсем то.

Затем я встал, наклонился и поцеловал его в губы, дабы скрепить и заверить наш договор и полюбовное соглашение.

У меня есть альбом, где под защитным слоем желатина хранятся все полевые цветы и листья некоторых деревьев моего родного штата Алабама. В тоскливые периоды своей жизни — один из них как раз наступил после свидания с Юджином Белами — я уходил в библиотеку «Райских кущей» и рассматривал свой альбом. Я почти не замечал снегопад за окном и печальные черные лица тех, кто, избрав Нью-Йорк своей целью, потеряли все, что имели прежде.

Я уже знал наизусть «обличья» и имена своих любимых полевых цветов, но в тот вечер после встречи с Юджином Белами я нежно целовал каждый, повторяя его название: водосбор короткошпорый, малина душистая, анемонелла василистниковая, водная орхидея «косы кивающих дам», тайник сердцевидный, узколистная слива чикасо…

Мои ноздри вновь жадно вдыхали аромат этих цветов, неизвестных в Нью-Йорке, когда Роско Джордж осторожно потряс меня за плечо и, поклонившись, как пристало швейцару, сообщил, что мне звонят по «внешнему» телефону.

— Во имя всего святого, где ты был? Ты же нужен мне позарез! — Голос Илайджи гремел в трубке так отчетливо, словно сам он сидел где-то рядом в «Райских кущах». — Отвечай…

— Меня задержал ваш пианист! — заорал я в ответ, потревожив нескольких дам, дремавших поблизости в Персиковой комнате.