— Вот ты где? — нашел он меня сидящей в обнимку с Отелло. — Куда спряталась! Не бойся, детка. Я с тобой. Пошли. Быстрее начнем, быстрее все закончится. Поднимайся. Что медлишь?! — ну вот, снова начал хмуриться, и, между прочим, только на меня. Как с ними разговаривал, так вел себя вполне политично. — Дай сюда руку, я сказал! И не упирайся! Вот, чертовка! Ну как с тобой оставаться спокойным?!
— Отто! Пожалей меня! Я и так вся изранена! Ты же сам понимаешь, что этот разговор ничего не изменит. Ненавидит она меня, и погибели моей хочет. Не может эта гиена быть искренней. А если ее принудить извиняться, то кто знает, какая реакция за этим еще последует?! Пусть бы все так и оставалось.
— Замолчи! А теперь отдышись и иди за мной. И делай, что велю.
Сцена извинения выглядела натянутой. Но, слава Богу, долго не тянулась. Как только Эдьза произнесла явно заготовленные и отрепетированные фразы, глядя куда-то поверх моей головы, так любовник легонько ткнул меня в спину, сигналя, что теперь моя была очередь произнести подходящие для случая слова. Беда была в том, что у меня имелось собственное мнение, не совпадающее с его, насчет создавшейся обстановки, и еще на языке вертелись совсем другие слова, а не те, что от меня ждал он и его визитеры.
— Это дело теперь в прошлом. Спасибо за извинения, — пришлось произнести мне под тяжелым взглядом серых глаз. — А теперь я могу удалиться? Что-то голова разболелась.
Он меня отпустил. А сам еще с полчаса сидел с теми двумя в гостиной. Что они там делали, мне было все равно. Я вернулась в комнату Отелло, упала на кровать, зарылась лицом в подушку и проплакала все это время. От обиды, от беспомощности, от нахлынувшего одиночества, от того, что была здесь чужой, что этот мир был ко мне агрессивен. В общем, страшно хотелось крепко зажмуриться, а открыв глаза снова, оказаться в прежней своей жизни. И я даже попыталась максимально плотно сжать веки и смежить влажные от слез ресницы, но это ничего не дало. Открыла снова глаза, а на пороге комнаты стоял Отто и смотрел на меня.
— Поднимайся. Пойди сейчас в ванную комнату и приведи себя в порядок. А после этого поедем с тобой в больницу.
— Зачем?! — насторожилась я. Не скрою, что даже и напугалась.
— Покажем тебя врачу. Возможно, он решит снять швы.
— Но ведь прошло всего ничего?
— Но ты не в своем мире, а в моем. Сама знаешь, что у нас здесь другие технологии и медицина тоже.
Да, я это знала, смогла убедиться, как они быстро заживляли всякие раны. И вот мы снова были в больнице. И мне действительно сняли швы. А еще Отто прошел в какой-то кабинет, и там врач долго занимался и его раной на боку, я же ожидала его в комнате для посетителей.
— Видишь, как все у нас хорошо! — вышел он оттуда с посветлевшим лицом. — И тебя и меня подлатали. Мы теперь с тобой снова как новенькие.
Мне его оптимизм нисколько не передался. Посматривала на него вполне спокойно, но про себя нисколько не хотела с ним не только, что общаться, а вообще продолжать жить под одной крышей. Обзывала его мысленно с того самого времени, как велел мне принять извинения своей невесты, предателем, политиканом и мерзким мужиком, и не представляла, как вести с ним себя дальше. С одной стороны догадалась уже, что он собирался пользоваться мной еще некоторое время, а потом сбагрить с рук долой. Это было неизбежным. И следовало ему угождать, чтобы, хоть сколько, пожить в комфорте и вообще пожить. Но, как оказалось, здравого смысла в моей голове было совсем мизерно, потому что ничего не могла с собой поделать, а испытывала неуемные бунтарские эмоции. И эти порывы так и норовили вырваться наружу.
— Неужели, все еще дуешься, детка? — покосился Отто на меня подозрительно.
— Ого! — подняла вверх брови. И не знала, что на это подумал он, а я решила, что мне следует научиться, лучше скрывать свои чувства. — А у тебя, как посмотрю, отличное настроение, однако.
— Неплохое. И постараюсь сейчас и тебе его поднять. Вот скажи, что бы тебе сейчас хотелось? А? Намекни только, и постараюсь все исполнить. Ты это точно заслужила. Слушалась меня и исполняла требования своего мужчины, в общем, заслужила поощрения. Что так странно смотришь?
И все это он говорил вполне серьезно. Будто я была каким-то его домашним питомцем. Словно песика своего комнатного воспитывал: или наказывал, или поощрял. Сама так раньше делала, когда только завела Отелло и наши отношения с ним не пришли в норму.
— Ты это серьезно?! — не вытерпела я такого отношения. — Растоптал мою гордость сегодня, предал меня и радуешься?! И кто ты после этого?
- Вот как ты все понимаешь? Гордость, говоришь! А я-то думал, что начала вести себя, как взрослая женщина, а не…
— Наслышана, что ты про меня думаешь. Только это ты меня такую выбрал, а не я тебя. Будь у меня воля…
— Что!!! Воли тебе захотелось? Забудь даже такое слово!
— Неужто?! Только тебе и подобным тебе позволено выбирать и вершить? Ошибаешься!
— Что значит этот твой выпад? У тебя разум помутился? А может, тебе врач сейчас вколол что-то возбуждающее?