Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать

Закрываю глаза во время поездки из аэропорта в отель-казино.

Я уже однажды был в Вегасе, после того, как была опубликована моя вторая книга. Тогда огни и звуки меня не раздражали.

Теперь же даже сквозь прикрытые веки я вижу огни, мигающие в прохладном ночном воздухе, вспышки того рода, которые провоцируют припадки у рефлекторных эпилептиков.

Я не мог заткнуть себе уши, пока водитель – длиннобородый человечек, настолько низенький, что ему приходилось подкладывать на сиденье подушку, чтобы видеть хоть что-то поверх руля, – разглагольствовал об убийстве, свидетелем которого он стал несколько дней назад: какая-то женщина задавила мужа своей же машиной.

Я открыл глаза; освещенные неоном лица мелькали мимо, слишком близко к машине.

– И все утюжила его туда-сюда, – говорил он. – Раз десять, не меньше.

Он покачал головой, глянул в зеркальце заднего вида, наблюдая за моей реакцией; я снова закрыл глаза.

– Голова болит?

– Нет.

– У меня бывают ужасные головные боли, но только по ночам, когда не могу заснуть.

Болезнь – это продолжение негативной эмоции. Любое заболевание в теле можно исцелить быстрее, чем оно было создано.

– Не могу проспать больше трех часов подряд… лет этак двадцать уже.

Важно не поглощать негативную энергию, с которой сталкиваешься. Вообрази защитный экран вокруг своего тела; он не позволит негативной энергии проникнуть в тебя.

– Вы уверены, что нормально себя чувствуете?

– Да.

– От моей манеры вождения вас не укачивает, нет?

– Нет.

– Потому что если укачивает, вам следовало бы сказать. Я не стал бы воспринимать это как личное оскорбление.

– Вы тут ни при чем.

– Вы не против, если я закурю?

– Не против.

– А впрочем, ладно. Я могу и подождать, – он трижды подряд нажал на клаксон. – Иисус, Мария и Иосиф! Этот парень кого-нибудь угробит… А вы когда-нибудь курили?

– Нет.

– Скверная привычка, но мне нравится.

Вспышка зажигалки, потом запах тлеющего табака.

– Я буду выдыхать в окно, ладно? Прямо в окошко.

– На самом деле…

– Глупо, – перебил он меня. – Глупо, глупо, глупо! Я же не хочу, чтобы у вас из-за меня был рак. Я-то ладно, но вы на него не напрашивались.

Три недели без поддержки негативных мыслей – и вот теперь это… Я быстро заменил в своем воображении образ водителя образом цветка. Открыл глаза: высокий, жилистый мужчина, еще выше и худее меня, великан-индиец, стоял у двери такси, протягивая мне розы, завернутые в пластик. Я полез в карман, но светофор загорелся зеленым, и мы рванули вперед. Я обернулся и увидел, что великан стоит посреди улицы, мешая движению машин, провожая меня взглядом. У меня возникла дурацкая мысль, хотя теперь она мне уже не кажется такой дурацкой – что я никогда больше не увижу этого человека, что он проживет остаток дней своих, сколько бы их ни было, потом умрет, и эта наша встреча не будет ничего для него значить. Если бы я смог отдать ему 500 долларов, лежащих в моем кармане, он мог бы ее запомнить, это могло бы изменить всю его жизнь…

Машина катилась по улице, обсаженной пальмовыми деревьями и усыпанной мусором, который гнали декабрьские пустынные ветры. Резкий порыв швырнул на ветровое стекло клочок бумаги; слово, написанное черными чернилами. Рак. Рок. Рука. Река… Я наклонился вперед, чтобы рассмотреть, но слово было написано вверх ногами и задом наперед. Таксист включил «дворники», бумажка взлетела в воздух и пропала позади нас в потоке машин.

Если бы не цветные лампочки на деревьях, я бы забыл, что через пять дней наступит Рождество.

Серия громких хлопков, будто где-то пускают фейерверк. Должно быть, я дернулся.

– Все нормально, – успокоил водитель. – Просто у кого-то барахлит выхлопная труба, – он рассмеялся. – Если, конечно, не палят из пистолета.

Машины встали; я бросил взгляд на часы. Полчаса на то, чтобы заселиться в гостиницу и добраться до радиостудии.

Я говорил Кэри, что не хочу ехать, особенно учитывая обстоятельства, но она настаивала. Она прекрасно себя чувствует, говорила она мне; мне было бы полезно уехать на несколько дней, развеяться.

– Ты ничем не можешь мне помочь, – говорила она. – Никто ничего не может сделать.

– Я в это не верю.

– Зато верю я.

– Я не верю, что ты в это веришь.

– Я понимаю, ты желаешь мне добра, – сказала она.

– Похоже, дела серьезные, – бросил водитель. – Три машины столкнулись.

– Мы еще далеко?

– В пяти или шести кварталах.

– Я могу дойти пешком.

– Вы знаете, куда идти?

– Нет.

– Прямо вперед. До самого конца.

– В эту сторону?

– Прямо до конца. Не промахнетесь.

Я протянул ему сотенную банкноту, но не стал ждать сдачи. Захлопнул дверцу прежде, чем он успел поблагодарить меня, и пошел против ветра, лямки рюкзака врезались мне в плечи.

Мальчик лет двенадцати-тринадцати, с темными глазами и длинными вьющимися волосами, преградил мне дорогу.

– Позвольте, я понесу вашу сумку.

– Нет, спасибо.

– Вам просто придется заплатить кому-то другому.

– Спасибо, но нет.

– Почему нет?

– Извини.

– Вы мне не доверяете?

– Извини, – повторил я.

– Я не стану убегать с вашей сумкой.

– Ладно, – сказал я. – Давай понесем вместе.

Я подал ему одну лямку, взялся за другую, и мы дошли до конца улицы, где безумными огнями встретило нас казино.

Я дал ему сотню долларов.

– Спасибо, – сказал он, но в голосе его слышалась грусть, словно такие большие чаевые были лишним доказательством того, что он нищий.

– Теперь ты должен отдать эти деньги тому, кому они больше нужны.

– Я не знаю никого, кому бы они были нужны больше.

– Всегда найдется такой человек.

– А как же я?

– Они вернутся к тебе, – уверил я. – И вернутся вдвойне.

– Откуда вы знаете?

– Так и будет, если ты в это поверишь.

– Вы что, волшебник?

– Нет.

– Вы Иисус?

– Нет.

– Это настоящие деньги?

– Да.

Он мгновение смотрел на меня в упор, затем развернулся и побежал. Я постоял перед отелем, подождал, не обернется ли он, но он так и не обернулся.