Я грустью измеряю жизнь

Ах, осколки, убийственно вас сколько!
И прекратите вы полёт во сколько?

Я иду, траву сминая,
Вот такой высокий,
А в душе моей басы:
— Лет тебе уж сколько?

Мебель к стенкам жалась,
Жизнь жила и не тужила,
Ну а мне всё это не в жилу,
Мебель только жалко.

Я надеюсь, что это не избитое?
А впрочем, били и меня.

Мы в светлом дне
О чём-то светлом грезим.

И когда кульбитом перевернётся жизнь,
Голосом хочу сказать обыкновенным:
— А ты за жизнь не держись,
Всё это временно.

Из дома выхожу большой, великий,
И главное, чтоб никого не задавить.

Тогда заплакали вы,
Но было поздно, я вещи уложил.

От холода не защитила простыня,
И я простыл,
Сказала простыня: — Прости.

Круче и крепче, чем крепость,
Казался блистающий бюст.

Не говори, что встретились случайно,
А я скажу, что тихое молчанье,
Тянущееся из года в год,
Готовило и этот ход.

Когда уж волчьей страсти не унять,
Овечки кажутся врагами.

Господи, кто тут был?
Был ли Илия?
И когда в эту жизнь входил,
Был ли я?

Говорят, что я недоношенный,
А меня к хорошей жизни несли?
Я со своими стихами
Как неспокойный покойник под льдом,
Медленно проплыву под вами,
А вы в проруби оттолкнёте меня багром.

Ты ко мне прислонилась
Большим печальным задом.

Вы помогли мне, небеса,
И облаками я обласкан.

Напрягая души жилы,
В время всматриваюсь я,
Есть во мне большие силы,
Но зачем готовится по мене кутья?

Когда никто не приходит,
Капля дождя в ладонь стучит.

А линия одна — марьяж,
И песнь душевная, и жалобы, и слёзы,
Когда всё, кажется, серьёзно,
И чувства все бегут в всеиспепеляющий раж.

Память у меня хорошая,
Ещё помню, что я забыл.

Вот, собственно, вся жизнь,
И в ожиданье счастья ушли годы,
В окно и дверь стучат все непогоды…

Лодку движут вёсла,
Человека — крылья…

Закружило меня в водоворот:
— На каком вокзале я?
Где у вас переход?
— Перехода нет — последняя станция.

Туда ли дует ветер,
Где заканчивается чувств глубина,
Где в подвенечный вечер
Открывается бездны мгла?

Тихо и незаметно пролетают ангелы мимо,
Когда братия празднества отмечает пышно.

Истина не в пещере Платоновой,
Жизнь в круговерти кружевной.
Вот идёшь по аллее платановой,
А истина в окошке суженном.

Когда взошёл на пьедестал,
Себе дороже вдвое стал.
Если ты прав,
Не доказывай свою правоту,
А если не прав,
Против ветра не дуй.

Жизнь ромбами стелется
И так, и так,
А из-за поворота целится
Зигзаг, зигзаг.

Ничего не желать, не иметь,
Крыльями эфирными взмахивать.

Я сижу у реки, грустно мне,
Не нужны мне предсказанья кукушки,
В вечерней нарастающей мгле
Слышатся томные стоны лягушек.

Тысячи лет ты будешь своей,
В архетипах Акимы многим явишься.

Внутри меня что-то зреет,
Как облако в небе иль яблоко в саду.

Сдаётся мне, что сейчас
Я возьму главный приз,
А на аукционе кричат: — Продано!
И откуда-то снизу противный визг:
— Помирать уже подано!

Я каждый миг как камень кладу в брусчатку,
Чтобы выровнять Душу свою по вертикали.

Вопрос «Есть Бог или нет?»
Висит над людьми как крест,
А я, не отнекиваясь,
По-солдатски отвечу: — Есть!

На перроне стою один,
Ветер сбивает меня с пути.

Пространство, настоянное на звёздах,
Обняло Землю, и встрепенулась атмосфера,
И ожила Земля.
Вот и всё, наступил жизни край,
Осталось только пройти немного,
Может быть, через эту дорогу,
И сразу отверзнется рай.

Бывают в жизни такие минуты,
Когда радость расплавляет грудь…

Волны стихают в сознании,
Свободном от мыслей и грёз,
Душа, как ровное пламя свечи
В доме, где не гуляет ветер.

Дождь идёт тихо, задумчиво,
Терции звучат монотонно.

Заснули уставшие плечи,
И голова упала, как камень
В какую-то тёмную глубь.

Я тебя согреваю мыслями,
А не только руками,
Словами своими белобрысыми,
Неуклюжими, как камень.
Ветер пробежал свободы,
Вокруг всё круша,
Ах, хорошо! И жизнь хороша!

Бог сделал всё прекрасным,
Но отчего болит душа?

Мы по краю неба пройдём,
Светлые, поднебесные,
И тогда, равнобесные,
До себя снизойдём.

И старость нужно принимать,
Как нищий корку.
Распластанные ветви деревьев
В воздухе ищут спасенье,
И звучит в этом древнее:
«Освобожденье! Освобожденье!»

Она появилась в проломе дня
С грустным изгибом тела.

Ветер пал под натиском ночи,
Ночь темна, но рассвет уже точит
Заботы нового дня.

Я, наверное, никому не нужен,
День полотна скручивает в вечер,
И в предстоящей той вечности
Будет та же глухая стужа.

И кажется, сейчас забывается
То, что, может, и не было.

Она такая чистая и ничего не читала,
Только Солнце и Небо за Господа почитала.

Я перед иконой не молюсь
И не прошу продлить мне жизни…
Нет, кто что ни говори,
Есть женщины — одно блаженство,
А может быть, и совершенство,
Но голос тайный говорит мне: — Зри!
Всё запуржило, запорожило,
На полустанке осталась одна.

А вы, мысли, идите, идите,
Я вас тоже немного знаю.

В сущности, я злодей,
Рыло бы мордой прикрыть.

Какие могут быть дела,
Когда в фате деревья?

Я в мелодию трепетно вслушиваюсь
Чувств былых, почти позабытых.

Я погружен в сиянье утра,
Она идёт со мной.

Когда с гармонией сверяясь,
Отбросишь тварной жизни хлам…

Ты вспомни обо мне,
Когда тебе ничем я не обязан.
На самом деле не безделье,
Работа подспудная идёт,
И в подсознательном хотенье,
Упрямо линию свою ведёт.

Надеюсь я, стихи мои,
О бедные! Пойдут по миру.

Любовь обман, она лишь кажет свет,
А тени прячет.

Перед лицом товарищей своих
Торжественно смеясь: — Ха! Ха!

Пылинки на солнце танцуют,
В мажорном аккорде сливаясь…
Природа снегом себя припудрила,
Солнцем румяна себе навела
И вся стоит без огреха,
В небо нацелены стройные ноги ореха.
Жизнь не вечна — это точно,
Бьют часы и ударом точным
Ставят точку… и…

Один, совсем один в огромном коллективе,
Но слава Богу, ещё не в сливе.

Я выйду взаутренье, взарьеве,
Красному солнцу в лицо смеясь.

Знаю, от чувств не отбиться,
И рвут они плоть, как рыкающий зверь.

События где-то гремят громом,
И вдруг в самой неестественности
Реальность вошла абы как — комом.

Я смерти не боюсь никак,
Много её раз репетировал.

И звёзд раскрываются миры,
И ритмы неизвестные, как рифы,
Бьют, волнами резвясь,
И канули, сметаясь, алгоритмы.

О добром деле раздумывать позорно,
Так вытолкнула мысль нас из себя.

Крест наш — серп и молот.
Молотом били по голове — осознанию,
Серпом пониже — по наследственному провисанию.

Вот и конец, любезный мой читатель,
Если есть чему-нибудь конец.

Стоит печальная страда,
ветер снег раскачивает кадилом,
пришла пора уж в никуда
идти степенно и уныло.

Ассоциации пробегают быстро,
как искомые вагонов номера.

Чем выше власть, тем сильней обсирают мозги,
а дальше… а дальше не видно ни зги.

Успехи у тех,
а у нас утехи,
право, разбирает смех,
вот такие потехи.

Лет мне уже немало,
правда, их я не считаю,
если выбросит на скалы,
только лишь оскалюсь.