Я - Грач шесть

Ну, а меня ожидала военно-врачебная комиссия. Судя по всему, списать меня должны были «вчистую» и это меня не радовало. Раны на ногах затянулись. Почти. Осталась лёгкая хромота на правую. Перелома ребер не было изначально – просто сильный ушиб. Может там и было что-то ещё, но врачам это в глаза не бросилось, значит внимания обращать не будут. Оставалась только голова – как говорил врач в кино «…предмет тёмный и изучению не подлежащий». Томограф ещё не изобрели, так что можно будет попытаться обмануть строгую комиссию. Бинты сняли из швов удали нити. Шрам остался на краю лба и над ухом. Голова не болела, головокружений больше не было, тошнота предательской волной «из глубины души» не поднималась. Когда никто не видел – пытался ровненько ходить по одной дощечке половицы. Вроде даже добился успеха и мог пройти десять шагов с закрытыми глазами ровненько и без боковых кренов и рысканья по курсу.

Всё равно я трясся. Когда открывал дверь маленького зала, куда меня сумрачным ноябрьским вечером пригласили для осмотра, даже руки дрожали.

«Мандраж прекратить! Начинаем работать», - так говорил наш тренер. Вдох – резкий выдох, ещё разок. Голову запрокинуть - помассировать шейный отдел до хруста – вернулись. Плечи – покрутить, покачать, бросить – расслабить. Руки выбросить, встряхнуть. Теперь сконцентрироваться - собрать внутреннее тепло под солнечным сплетением. Тихонечко, пока усталые дяденьки и тётеньки в белых халатах разбирают бумаги на столе, выдыхаем - «А?а-о-о-у–м-м!» Всё собралось в верхней части животачуть ниже солнечного сплетения. Держим внутреннюю энергию. Ещё немного… Кто-то устало подал команду – «раздевайтесь». Всё, можно распускать энергии по каналам. Аж мурашки по спине, животу и по рукам побежали. Класс! Ощущения как перед выходом «на ковёр». «Работаем!»

…У меня получилось! Движения были точные, быстрые и чёткие. Нос пальцами достал, вытянутые руки не дрожали. По «дорожке» я почти пробежал. Заметил удовлетворение в глазах невропатолога и, чисто из хулиганства, сделал «колесо». А вы сами попробуйте не в спортзале, а на ограниченной площади. Тут работает и глазомер, и координация движения и силовая – мышечная координация. Ноги посмотрели, ребра проверили… Стою в трёх шагах перед комиссией. Тяну улыбку как Гагарин. А внутри, - мышонок под плинтус забился и дрожит.

- Комиссия в составе… принимает консолидированное решение… - В груди – «бух - бух», в голове «тук – тук». Улыбаемся! Держать лицо! Не дать дрожать коленкам!

ПРИЗНАТЬ ГОДНЫМ!

«И-й-е-э-э-з-З!»

- Благодарю Вас! Разрешите идти?

- Да, и следующего позовите.

Дверь закрыть. «Фу-у-у!» Отпустило. Ай, чуток повело влево… Ну-ка, ну-ка… снова собраться. Ребятам в коридоре тоже продемонстрировал гагаринскую улыбку и изобразил победный жест – «Рот – фронт! Но пасаран!» Кто-то даже завистливо вздохнул.

По большому счёту мне просто повезло. Народу было много, врачи из комиссии уже давно работали без отдыха. Придираться и внимательно смотреть никто не стал. Ура! Можно начинать собираться. Если честно, - госпиталь надоел как… ну, как не-знаю-что!

Пашку тоже выписали. Мы с ним оба хромые, правда, он сильнее. Единственное, что его напрягает, то, что его направляют в запасной полк, а не в родную часть на передовой. Пашка на прощание попытался научить меня играть в шахматы. Так без толку же! Эндшпиль – гамбит… Мы договорились на то, что после войны обязательно поедем отдыхать на Юг, там встретимся и будем до одури играть на пляже.

Утраченные элементы обмундирования нам выдали на складе. Шинель и часть вещей, как оказалось, приехали вместе со мной, остальное выдали б/у (но чистенькое и заштопанное). Паше досталась почти новая шинель, чему он был рад. Выданные валенки были без калош, чем поставили меня в тупик – как их носить, если будет слякоть. Кто подготовил на складе всё остальное и даже подшил воротничок к гимнастёрке, я не знал, но попросил неулыбчивого пожилого старшину, который выдавал нам наши вещи, передать им плитку шоколада. На прощание выдали сухой паёк, в состав которого входил шоколад и пашкин любимый «Казбек». Мы махнулись – плитку шоколада на пачку курева. На всякий случай каждый сохранил чуток из своих запасов – знали, что шоколад и папиросы стали валютой.

Под роспись получили денежное довольствие. У меня тут же появился вопрос, куда девать эти здоровенные простынки, которые играли роль денег. Краем глаза покосился на Пашку, который привычно всё сложил – скатал и вложил в платочек, и сделал так же.