Я - Гепард

Рыбалка на бегемоте была удачна - в клюве цапли сверкнула серебром рыбка. Рай носится по берегу, пугая лягушек. Подбежав к нам, он повисает на Асве. Мать отталкивает его, он падает в воду, подняв тучу брызг. Мррн кидается на брата, не давая ему вылезти. Я хватаю за хвост и дергаю, Мррн присела от неожиданности, и Рай окунает ее с головой. Тонка встает на защиту сестры, шлепая меня по голове и плечам. Держа в зубах хвост Мррн, я отвечаю Тонке таким ударом, что она плюхается в реку на Рая. Спасая хвост, Мррн старается поймать меня, но я тяну ее на сушу, а сразу махать передними и упираться задними ей трудновато. Рай взлетает, сверкая брызгами Солнца и обрушивается на нас. Игра продолжается на берегу. Асва держится в сторонке, отодвигаясь, когда мы хотим увлечь ее - наша возня ей не нравится. По уши перемазанные в песке и глине, гоняемся друг за другом, опрокидывая и кувыркая. И вдруг разом падаем - кажется, никакие силы не сдвинут нас с места.

Лижу нос Тонки - недавняя противница отвечает тем же. Асва обнюхивает Мррн, брезгливо трясет лапой: как можно - так изваляться в грязи? Мррн трется о голову мамы, и та покорно начинает умывать ее. Рай чистится сам, я вылизываю дочь, она - меня.

В реку заходят слоны, бродят по колено в воде, обливаясь и хлопая ушами. Ветром приносит тяжелый слоновий запах. Жираф, согнувшись в три погибели, тянет губы, желая напиться, но легкий всплеск - и он выпрямляется во весь пятиметровый рост. Какой-то вьюрок мастерски, как профессиональный парикмахер, стрижет клювом шерсть на шее жирафа. Уже настриг большой пучок. Жираф трясет ухом, и я замечаю, что в ухе сидит еще один вьюрок, он глубоко залез туда, отыскивая насекомых. У травоядных есть свои друзья и помощники, которые вычесывают им шерсть и ловят паразитов. А нам, хищникам, приходится ухаживать за собой самим, наши постоянные спутники, кроме блох и вездесущих клещей - мухи на носу и трупоеды всех пород.

Асва ненадолго ушла от лежки, скоро вернулась и легла рядом. Присоседилась Мррн, прильнула к ней под бок Тонка, Рай перешагал через всех и устроился сверху. Ну, кто тут "ходит по головам"? Мы подвинулись и задремавший Рай провалился между Мррн и мной. Он так и остался спать кверху брюхом.

Ранним утром на реку опустились розовые фламинго. Высокие, красноногие птицы с длинными шеями и причудливыми, г-образной формы клювами спокойно шли вдоль берега. Впечатляющий лес ног и шей, другой берег скрылся за птицами, казалось, им не будет конца. Сидя у воды, я смотрел на фламинго, а они смотрели на меня круглыми красными глазами. И ноги, ноги, ноги…

"Блурри, удивительно, как они не путаются в своих и чужих ногах?"

"Каждая птица держит свои "ходули" строго под собой и идет маленькими шажками. Великолепное зрелище".

"Да, прекрасное. - согласилась Гринни. - Особенно красивы фламинго в полете - огромная розовая стая, пронизанная Солнцем, она вся как бы светится и переливается. Непередаваемо".

"А ты передай - своими образами".

Глянув на меня, Гринни качнула головой:

"Не получится, Лайри. Я смотрела на стаю, используя несколько спектров одновременно. Для твоего сознания, привыкшего к коротковолновому и тепловому излучениям, моя картина будет цветовой путаницей".

"Хорошо, подожду, когда они взлетят сами".

Асва села чуть впереди, я обнял ее за плечи. Полуобернувшись, она лизнула мне щеку, и замерла, глядя поверх голов фламинго. Дети тоже сидели вокруг, любуясь пробуждающимся миром.

Неожиданно мне захотелось увидеть мир таким, каким видели его подруга с детьми. И я изменил сетчатку глаз. Красота не исчезла, она стала иной. В ярко блестящей реке шли бледно-серые фламинго, ловко переставляя черные ноги. Асва повернулась, и на ее серой шкуре мелькнули блики ослепительно-белого Солнца. Любимая следила за газелью, но нам хорошо, и нет желания бежать, догонять, убивать. И вода, и облака, и взгляд, и мысли - все слилось в безмятежном течении. Мы так и сидели, переживая гармонию и умиротворяющее спокойствие Природы. Не будь движения воды и птиц, очаровавших нас своей красой в лучах рассветной зари, я решил бы, что время остановилось.

Фламинго поднялись на крыло - грандиозный метаорганизм, сплоченный в едином порыве. Солнце сверкало в их опереньи, расцвечивая крылья нежно-кремовыми тонами. Вернувшись к цветному зрению, я смотрел на полет вечных странников, изумленный их великолепием.

Помимо копытных, я часто ловил птиц, но сейчас видел не "мясо", а истинный шедевр Природы. Я легко мог изменить точку зрения - и восхищенный чудесами Природы зритель превращался в безжалостного, хладнокровного охотника. Так устроена жизнь. Романтике есть место в жизни - она делает жизнь ярче, краше, увлекательнее. Но жизнь - не романтика, взгляд на мир через "розовые очки" опасен тем, что не видишь опасности. А в моей жизни хищника романтика основана на смерти и крови. Я могу позволить себе расслабиться и мечтать, получать чувственное наслаждение, когда лежу в тени, с окровавленной мордой и набитым животом.