Я без ума от французов (СИ)

– Ты ведь представляешь, как по-идиотски будут выглядеть наши трупы, если я не справлюсь с управлением?

Цицеро причмокивает и, видимо, кивает. Или просто продолжает ритмично наклонять голову.

– Вообще-то я планировал, что меня похоронят целиком. Но, с другой стороны, если ты мне его откусишь… Да, пожалуй, жить после этого я точно не захочу, – Тиерсен немного напряженно смеется. Когда он говорит, легче не концентрироваться на ощущениях.

Цицеро тоже смеется, не отрываясь, и Тиерсен жарко вздыхает, когда его горло сокращается от этого. Маленький итальянец приподнимается немного и посасывает его головку, поглаживая бедро, и Тиерсен снова сжимает пальцы в рыжих волосах. Это все жгуче приятно, но он может, может думать об управлении, тем более когда автомобиль так послушен ему.

– Цицеро, осторожнее, зубы, – Тиерсен мягко гладит шею под волосами и дышит чаще, чувствуя, как плотно губы обхватывают ствол, даже в шуме ветра слыша, как сочно хлюпает слюна при каждом движении. Цицеро лижет уздечку и ласкает губами головку, и рот у него ужасно мокрый и горячий. И когда он снова начинает сосать тесно и берет глубже, упираясь в головку основанием языка, это так… страстно, очень по-итальянски, и Тиерсен совсем сдается, на секунду прикрывая глаза.

– Да, вот так хорошо, – он постанывает слабо и прижимает голову Цицеро плотнее, и щекотно тянет внизу живота, когда тот согласно заглатывает член, и горло опять легко сокращается. – Давай, мой хороший, – главное – продолжать что-нибудь говорить и притормозить, когда он будет готов кончить.

Но Цицеро поднимает вдруг голову с громким причмокиванием и отстраняется, вытирая рот.

– Тиерсен говорил, что мы остановимся где-нибудь? Разбуди Цицеро тогда, – и снова откидывается на свое сиденье, прикрывая глаза и не удерживая легкую улыбку уголками губ.

– Эй! – Тиерсену отвратительно сложно перестроиться, когда только что было так томно и сладко, а теперь только ветер холодит влажную кожу на возбужденном до покалывания члене. – Эй, это… это что сейчас было?!

Но Цицеро не отвечает, закидывая руки за голову и подаваясь легко бедрами вперед. Его член выступает в узких брюках, и это совершенно… не так, как всегда. Тиерсен не помнит, чтобы маленький итальянец когда-нибудь был готов терпеть собственное возбуждение.

– Так, хорошо, ты тоже решил поиграть. Но, может быть, ты хотя бы застегнешь мне брюки? Так не очень удобно, знаешь ли.

Цицеро хихикает негромко и все-таки опускает одну руку, ласково и легко поглаживая себя.

– Да пошел ты, – Тиерсен не сердится, если только совсем чуть-чуть, и пытается сам застегнуть брюки, но это совершенно невозможно, и он только натягивает трусы, и даже такое прикосновение отдается в яйцах и внизу живота. Но пуговицы так и не поддаются, и Тиерсен плюет на это, ища какой-нибудь поворот на одну из узких и пустынных боковых дорог.

Следующие десять минут они едут молча, и это напряженное, но какое-то предвкушающее молчание, как всегда бывает в подобных ситуациях. Цицеро все время гладит себя, не открывая глаз, но не расстегивает брюки, никуда не торопясь. И только когда Тиерсен останавливает машину, смотрит на него из-под полуприкрытых век.

– Все, приехали. Здесь никого не должно быть, – Тиерсен выдыхает и тянется, прижимаясь к губам Цицеро коротким неглубоким поцелуем. Но маленький итальянец толкает его и каким-то резким движением оказывается сверху, быстро перелезая и оседлывая бедра. Он целуется жарко, наклоняясь, запуская руки в отросшие волосы Тиерсена и почти сразу начиная стягивать куртку с его плеч. И трется членом о живот, трется задницей о пах, шире разводя ноги, и – “Господи, ты такой горячий!” – у Тиерсена сразу снова встает от этого, от этой тесноты объятий, торопливости, того, как Цицеро целует его открытым ртом, кусая язык, едва соединяя губы мокрыми звуками, и лезет пальцами под джемпер, стягивая его и тут же снова наваливаясь, запуская язык между губ с высоким стоном.

Цицеро держит Тиерсена за ребра, то и дело скользя руками по темным волосам на груди, и едва отрывается от его рта, надавливая пальцами на низ живота. Маленький итальянец часто дышит, глаза у него горят безумно, и он сжимает коленями бедра Тиерсена, пытаясь справиться со щекотной вспышкой возбуждения.

– Разденься, Тиер-рсен, – просит не очень громко, с трудом уже контролируя себя.

– Совсем? – тот уточняет как-то глупо, но Цицеро кивает, хватая его за шею.

– Совсем, – целует еще, постанывая. И слезает неудобно вбок, толкая Тиерсена, сам втискиваясь на его место.

Тиерсен неудобно разворачивается, наскоро развязывает шнурки на ботинках и стягивает их, а потом брюки и белье, изгибаясь сильным телом. И, бросив все на соседнее сиденье, забирается Цицеро на колени, целуя яркие губы, чуть покрасневшие щеки, округлый подбородок, пряную кожу под ухом. Маленький итальянец смеется, прижимая его к себе за шею. Он все еще целиком одет, только расстегнул пуговицы, выправил свой темноватый член из брюк и теперь коротко подрачивает его, покусывая плечо Тиерсена.