Я беременна, профессор!

– Стойте! – громогласно сказал Поклонский, не успел малыш присосаться. Взял его на руки и посмотрел внимательно, как будто пытался понять, от меня он был зачат или нет. И наш сын тоже смотрел в ответ на Альберта изучающе и серьезно, словно он родился давно, а ему не было несколько минут отроду.

– Что не так? – устало спросила я, глядя на сына и мужа удивленно.

– Все так, – наконец сказал он и положил малыша обратно.

Я тут же прижала его к себе и ребенок взял грудь. Обхватил своими губками и начал сосать. И весь мир исчез, остались только мы с нашим малышом. Клянусь, если бы в этот момент кто-то решил забрать у меня моего ребенка, я была бы готова убить того особо жестоко. Странно, почему вообще мне в голову лезли такие мысли? Наверно, потому что с Милой все было иначе. Нет, она, несомненно, тоже была моей дочерью, но вот таких моментов, как этот, мы с ней все же были лишены.

– Он такой хорошенький. И кажется, очень похож на тебя, – улыбнулась я, когда нас с сыном перевели в палату. Муж все это время был рядом.

– Ты так думаешь? – нахмурился Альберт и покосился на ребенка.

– Уверена. Смотри, какие у него глаза.

Я чуть повернула Гошу, и тот снова посмотрел на своего папу так, как делал это в родильном зале. Никогда бы не подумала, что новорожденные дети так умеют.

– Обычные глаза, – пожал плечами Поклонский. – Не хочешь поспать?

Я взаправду почувствовала, что на меня наваливается сон. Даже отвечать на многочисленные сообщения, которые валом шли на телефон, от чего он вибрировал, как заведенный, сил не было.

– Я его заберу, – сказал Альберт, словно почувствовал, что я вот-вот отключусь. И я, благодарно ему кивнув и устроившись удобнее, снова улыбнулась.

Сейчас я была совершенно счастлива, потому что окончательно и бесповоротно почувствовала, что значит быть мамой. И в этот момент мне казалось, что теперь меня только и ждут, что безграничное счастье и спокойная жизнь.

Знать бы тогда, как сильно я ошибалась…

– Это дело надо обмыть! – решительно заявил мне Ольшанский прямо с порога.

Даша осталась в роддоме, а я, вернувшись домой, наскоро заварил себе доширак на ужин. И вяло ковырялся в нем вилкой в тот момент, когда Тим решил в очередной раз разнообразить мою жизнь. Знал бы я тогда, что из этого выйдет! Но я не знал. Поэтому невесело откликнулся:

– Поищи там вино в шкафу.

– Да ну тебя, Поклонский! У тебя сын родился, такое событие! Мы обязаны пойти в ближайший бар и сообщить всем и вся эту потрясающую новость! Напоим всех присутствующих до отвала!

Я вспомнил чем закончился последний случай, когда я выпил. А именно – незапланированными признаниями Даше в любви под коньячным дурманом. Поэтому воодушевления друга я как-то не разделял.

– Может, не будем сообщать всем об этом событии? – уточнил я с надеждой.

Тем более, что рождение ребенка меня скорее… пугало. Особенно когда Даша, едва взяв сына на руки, сказала, что он похож на меня.

Конечно, наше сходство было легко объяснимо. Именно поэтому я и пошел на данную ложь – это был очевидный способ прикрыть случившуюся подсудную ошибку. Но как станет вести себя ребенок, созданный (даже не зачатый!) подобным образом? Это было ужасно интересно с научной точки зрения. Но немного страшило с личной.

Я рассеянно посмотрел в записную книжку, где фиксировал свои наблюдения на протяжении всей Дашиной беременности. И куда сегодня внес первые впечатления после рождения Гоши.

«Смотрит очень серьезно», – было записано моим размашистым неразборчивым почерком. «В его глазах отражается опыт, невозможный для новорожденного ребенка».

Также я записал антропометрические данные сына – рост, вес, цвет глаз. В целом, Гоша был совершенно обычным ребенком, если бы не этот взгляд…

– Ты что там делаешь? – поинтересовался Ольшанский, заметив, как долго я пялюсь в записную книжку.

Поспешно закрыв свои записи, я спрятал книжку в ящик стола и ответил:

– Ничего. Записывал кое-какие мысли по работе.

– Ну так мы идем отмечать или нет? – снова потребовал ответа Тим, мгновенно потеряв интерес к моим записям. И слава яичникам.

– А с кем я оставлю Милу? – вопросил я как ответственный папаша.

– Девчонок позовем! – отмахнулся беззаботно Ольшанский. – Люда и Таня с радостью присмотрят за ней.

Что-то мне упорно говорило, что соглашаться на это не стоит. Но Тимуру в таких случаях было проще уступить, чем спорить с ним. И я смирился.

– Ладно, сейчас позвоню, – постановил я, набирая номер.

– Шампанского всем! – провозгласил часом позже Ольшанский, когда мы приземлились в ближайшем баре. – У моего друга сын родился! – сообщил он всем присутствующим.

Послышались аплодисменты. Со всех сторон посыпались поздравления и я рассеянно кивал в благодарность всем этим неизвестным мне людям, которые были рады появлению на свет моего сына. А особенно – бесплатной выпивке по данному поводу.

– Ты, я смотрю, решил гулять так, будто это твоя жена родила, – хмыкнул я, глядя на радостного Ольшанского.

– А у тебя такая рожа, будто случились похороны, а не роды! – парировал он. – Пей давай! За Гошу! – провозгласил Тим первый тост.