Я беременна, профессор!

– Ты нашла ее? – обрадовался я. – Я боялся, что потерял…

– Ее нашла не я!

Наконец-то последовал взрыв. Сделав глубокий вдох, я приготовился обороняться от пока неведомой мне напасти.

– А кто? – уточнил осторожно.

– Елена Владимировна!

Я не сразу понял, о ком речь. Мое лицо, очевидно, выражало откровенное недоумение, потому что Даша добавила:

– Не помнишь, что ночевал у нее?!

Еб*ать-копать! Обожаю узнавать новости о себе за ужином.

– Не помню, – признал я.

Я и правда не помнил. И Ольшанский, от которого я получил смачных пиз*юлей, когда вернулся домой, тоже не помог прояснить память относительно того, где я ночевал и как вообще оказался в незнакомой квартире.

В памяти всплывало лишь смутное воспоминание о том, что я видел Лену в баре. Но оно было настолько туманно, что я счел его за сон или бред.

– А вот она помнит! – продолжила наступление Даша. – Что между вами было?

– Ничего, – ответил я с полной уверенностью. – Даша, милая, я даже не помню как у нее оказался! Ты правда считаешь, что в таком невменяемом состоянии я был на что-то способен?

– То есть, ничего не было только потому, что ты был невменяем?!

Святые яичники! Как же трудно говорить с разъяренной женщиной! Любое неосторожное слово может быть использовано против вас. Прямо как в полиции.

Встав из-за стола, я подошел к жене и, подавив ее сопротивление, прижал упрямицу к себе.

– Если бы я был вменяем, ничего не могло быть и подавно! – сказал я твердо. – У меня никогда и ни с кем не было того, что я чувствую к тебе. И я никогда не променяю наши отношения ни на что иное.

Запустив пальцы в белокурые пряди волос Даши, я впился поцелуем в ее губы, вкладывая в это действо все, что чувствовал. Давая понять, что этот пожар, разгоравшийся от одного прикосновения, может быть только с ней. Только между нами.

– К херам этот ужин, – прохрипел я, отрываясь от манящих губ. – Тебя хочу.

– Нам пока нельзя, – всхлипнула Даша и, подняв на меня глаза, спросила:

– Зачем она сделала это?

При упоминании о Кравец руки у меня машинально сжались в кулаки.

– Не знаю, – ответил я сквозь зубы. – Но обязательно выясню.

Возможность поговорить с Кравец представилась мне на следующее же утро в приемной. Ее улыбка, которой она приветствовала меня, впервые показалась мне настолько искусственной.

– Как дела, Альберт? – поинтересовалась она и в этом вопросе мне послышалась потайная издевка.

– Прекрасно, – растянул я губы в улыбке. – Хотел тебя как раз поблагодарить.

– За то, что вернула запонку?

– Нет, – усмехнулся я. – За то, что спровоцировала супружескую ссору, после которой, как известно, бывают самые бурные примирения. Я совершенно не выспался, но это того стоило, – добавил я многозначительно и мечтательно закатил глаза.

Лицо Лены пошло пятнами. Очевидно, она ожидала услышать совсем иное.

– Зачем, Лена? – задал я главный вопрос.

– А ты не понимаешь? – криво улыбнулась она.

– Понимал бы – не спрашивал.

– Ты предпочел ее мне!

Чего, бл*дь?

– В каком смысле? – искренне изумился я. – У нас с тобой никогда ничего не было.

– Вот именно! Ты меня не замечал! И того, что я к тебе чувствую – тоже!

Ну, тут не поспоришь. Не замечал. Хотя ее сисечный навал во время лечения зубов об этом всячески намекал. Но тогда я действительно ничего не заподозрил.

– И поэтому ты решила – что? – холодно ответил я. – Разнообразить мой брак, внеся в него разлад?

– Ничего не получилось, – сказала Кравец вместо ответа и прозвучало это как-то обреченно.

– Ты права – не получилось, – подтвердил я. – Потому что Даша верит мне.

Хотел бы я быть уверенным, что эта вера сохранится и в том случае, если жена узнает правду о своей беременности! Но об этом я предпочитал не думать.

– Значит, я для вас, Альберт Венедиктович, недостаточно молода! – подытожила Кравец. – Вы такой же, как и все мужики! – драматично-истерично воскликнула она и выбежала прочь из приемной.

Проводив ее взглядом, я мысленно констатировал, что она не права. Дело было не в возрасте. Просто она не была… Дашей. Как бы напыщенно это ни звучало, но я все больше понимал одну простую вещь: моя жена – та женщина, которую я ждал всю жизнь. Чтобы прозреть и понять, что в мире существует нечто более важное и ценное, чем наука.

Тем временем, крик Кравец спровоцировал появление деканши, выползшей из своего кабинета, что лисица из норы. Грозно зыркнув на меня, она проворчала:

– Поклонский! Так и знала, что это вы. В последнее время от вас слишком много шума!

– Зато нескучно, – хмыкнул я, и, не дожидаясь дальнейшей отповеди, сказал:

– Извините, Тамара Львовна, мне пора на лекцию.

– Правильно, займитесь делом, – донеслось мне в спину.

Говорить я на это ничего не стал. Просто молча вышел, не оборачиваясь.

Это происшествие с Еленой Владимировной еще больше укрепило наши отношения с Альбертом. Я и раньше считала его сексуальным и дико привлекательным мужчиной (иначе не была бы влюблена в него эти годы), но сейчас в моих глазах он был едва ли не самым совершенным.

– Даша, а молоко брать не нужно сегодня? – спросил папа, который готовился к ритуалу, который уже стал для нас ежедневным – прогулке с внуками.