И все же…

«бледное вытянутое в длину прямоугольное пятно, единственное оставшееся у мисс Крейн напоминание о портрете Махатмы в очках и с улыбкой на лице, портрете человека, веру в которого она утратила, отдав ее мистеру Неру и мистеру Раджгопалачари, ясно осознававшим разницу тираний, а потому во избежание порабощения и с целью сопротивления тоталитарной предпочитавшим, по-видимому, еще некоторое время сносить имперскую».

И, разумеется, именно пытающуюся помочь мисс Крейн жестоко избивают мятежники. И, разумеется, именно нескладная девушка Дафна Мэннерс, зашедшая настолько далеко в попрании условностей, что связалась с индийским парнем, во время того же мятежа подвергается групповому изнасилованию. Адела Куэстед в «Поездке в Индию» делает истеричное и голословное заявление о произошедшем в Марабарских пещерах, но Дафна до такой степени стремится защитить своего прекрасного индийского любовника, что отказывается дать показания против реальных насильников, наткнувшихся на них, когда они лежали вместе. А любовника, обвиненного в изнасиловании и посаженного в тюрьму, самого насилует Рональд Меррик во время допроса. Форстер даже не осмеливался притязать на подобный уровень сложности или фактически реализма.

Запутанные последствия небольшой, но мучительной несправедливости дают Скотту возможность проверить на прочность всю ткань гниющей Британской Индии. Постепенно мы приходим к пониманию, что англичане предали собственное обещание — беспристрастного, сплачивающего и модернизирующего правления — и прибегают к тактике «разделяй и властвуй». Лучше всего ее описывает бойфренд Дафны Гари Кумар, который замечает:

«Англичане теперь сильно рассчитывают на то, что раскол в индийских политических кругах поможет им продержаться у власти по крайней мере до конца войны, а может, и дольше… Мусульман они предпочитают индусам (потому что усматривают больше сродства между Богом и Аллахом, чем между Богом и Брахмой) и расположены к индийским раджам, они готовы умиляться на неприкасаемых и обожать крестьян, для которых всякая власть все равно что бог»[172].

Несчастная Дафна видит, где все пошло наперекосяк не столько политически, сколько интуитивно:

«Когда-то, возможно, тут действовала не только физическая, но и какая-то моральная сила. Но моральный элемент прогорк. Уже давно. И это отразилось у нас на лицах. На женских лицах это выглядит хуже, чем на мужских, потому что сознание физического превосходства женщинам не свойственно. Белый мужчина в Индии может ощущать свое физическое превосходство, не чувствуя, что перестал быть мужчиной. А что происходит с женщиной, если она постоянно твердит себе, что 99 % мужчин, которых она каждый день видит, — вообще не мужчины, а особи какого-то низшего вида животных, чей отличительный признак — цвет кожи?»[173]

Двоюродная бабушка Дафны, леди Этель Мэннерс, вдова бывшего генерал-губернатора, вне себя из-за поспешного договора о разделении страны лорда Маунтбеттена:

«Создание Пакистана — это итог и венец всех наших неудач. Это невыносимо… Единственным нашим оправданием за двести лет владычества было объединение страны. А мы раскололи сложную нацию надвое»[174].