Наши христианские энтузиасты, очевидно, слишком глупы и слишком закомплексованы, чтобы оценить подобное. Показательный симптом их закомплексованности состоит в ярости по поводу того, что общественные места не украшают религиозной символикой ежегодно, а новейший пример их негодования мы можем наблюдать, когда этому обычаю не последовали дворцы частного потребления. Кампании «Фокс Ньюс» против «Уолмарта» и других магазинов, соблюдение которыми официального дня праздника фанатично и пунктуально, но не дотягивает до полной ортодоксии, — одна из самых зловещих и в то же время смехотворных кампаний за всю историю. Если эти болваны ничего не знали о подлинной протестантской традиции, то им следует иметь в виду, что именно это язычество и искажение и заставили Оливера Кромвеля — моего любимого протестантского фундаменталиста — запретить празднование Рождества вообще.
Ни один верующий в Первую поправку не может позволить себе зайти так далеко. Однако по всей территории Соединенных Штатов существуют миллионы хорошо оборудованных зданий, большинство из них освобождены от уплаты налогов, а некоторые получают государственную поддержку, куда каждый желающий может в любое время прийти и, если того захочет, весь день и всю ночь праздновать чудесные роды беременной девственницы. Места эти называются «церкви», и они вынуждают прохожих смотреть на дисплеи и рекламные щиты и слушать звон колоколов с колоколен. Кроме того, они могут рассчитывать на бесчисленные радио- и телевизионные станции, транслирующие их службы. Если и этого недостаточно, то будь они прокляты. Будь прокляты они все.
Покойный Кристофер Хилл[121] — возможно, не идеал А. Н. Уилсона как историк — как-то раз рассказал мне анекдот в своей интеллигентской манере, слегка заикаясь. «Пятого или шестого мужа Барбары Хаттон[122] спросили о брачной ночи, о том, что он чувствовал как последний из обладавших знаменитой наследницей Вулворта, и тот ответил: „Ну, я знаю, что надо было д-делать, но не совсем понимаю, как это сделать и-интересным…“»
Подобного рода опасения могут посетить и тех, кто берется писать о падении британского могущества в первой половине XX века. Основные очертания — или важнейшие удержания, захваты и маневры, если хотите, — достаточно хорошо известны. Смерть Старой Королевы[123] в 1901 году; грязная и дорогостоящая война в Южной Африке, ставшая предвестницей беспощадной вражды со злобным внуком королевы, кайзером; обескровившая страну «Великая война», два десятилетия слабоумия и расслабленности, отмеченных такими глупостями, как восстановление золотого стандарта и близорукое задабривание непримиримых диктаторов; еще одна катастрофическая война, приведшая к неохотной уступке мировой гегемонии Соединенным Штатам. Более или менее честь спасают титаническая стойкость Уинстона Черчилля и неожиданно долгое правление Елизаветы II, но оба этих истощающихся актива резко теряют доходность.
Уилсон не слишком далеко отходит от этой хорошо проторенной дороги. Он несколько раз приводит — а скорее неубедительно завершает повествование — часто цитируемы замечание Дина Ачесона[124], что Великобритания «потеряла империю и пока не обрела свою роль». Это достаточно банальное наблюдение, сделанное в Вест-Пойнте в 1962 году, могло бы пройти незамеченным, не приведи оно в ярость Черчилля. Все это также осталось за рамками исследования Уилсона, завершающегося началом 1950-х годов и планируемого как трилогия (вместе с предшествовавшими «Викторианцами»), третий том которой на подходе.