И все мои девять хвостов

Кислицкая не верила своим глазам. Она ожидала чего угодно, но не этого – парни просто прошли мимо свары в соседний магазинчик, там купили минералки и прошли обратно. Ши что-то крикнул женщинам и показал рукой за дом. Тут же зачинщицы, все три, расталкивая локтями толпу, поковыляли в ту сторону. Ковыляли с разной степенью разбитости, переругиваясь, но уверенно.

Лишенный ядра конфликт еще побурлил и погас. Участницы расходились, вытирая носы и руки салфетками, некоторые надели маски. Отличная штука – сохраняет от загара и прячет следы царапин на лице.

«Все равно это неправильно и странно: в лесном районе Китая городок из одних женщин, которые еще и дерутся между собой от переизбытка инь, но никуда не уезжают, словно их что-то держит, – рассуждала Кислицкая. – При этом на ферме, где мы были вчера, работают только мужчины. И дети просят меня спасти их братиков. Я слишком погружена в эту историю, мне нужно поговорить с кем-то со стороны. С кем?

С Васильевой? Нет, не подходит, она непонятно кто и тоже в истории по самые уши. С братцем Ши? Он не видит ничего странного. С Лариным? Для него история будет вообще бредом. Да и про ферму еще мало что известно. Надо разузнать подробнее, поговорить с персоналом. И Васильева мне в помощь: какой китаец устоит перед блондинкой?!»

Решившись предложить Лизе участие, Саша пересела к однокурснице.

Та подняла на нее глаза и спросила:

– Преподаватель Ли вчера не спрашивал про меня?

– А должен был? – удивилась Саша.

Вопрос рубанул сознание. Вопрос и спокойствие, с которым он был произнесен. Столько всего было вчера, а Васильева как будто и не делала волшебных фигур ладонями, не слушала Сашиных признаний и не выпивала Антона.

Про базу придется узнавать самой.

Глава 3

Можно было бы сказать, что все удачно складывается в этот день, если бы то, что Саша увидела, не пробрало ее до дрожи, до боли в горле, до спазма в животе. До вопроса: «Зачем мне все это надо?!» До ответа: «Меня это не касается!»

Учеба за границей, практика на передовом оборудовании – нет, не так себе представляешь эти полгода, когда собираешь чемоданы. Даже если ты не из золотой молодежи, даже если внутренне готов работать и знаешь, что туризм и эмиграция – разные вещи, даже если сто раз читал про разницу менталитетов и «пластиковую» картинку, «мягкую силу» и «агентов влияния», все равно втайне надеешься, что заграничная жизнь – это увеселительный круиз, квест с легкими заданиями, придуманными, чтобы не скучать, чтобы было о чем рассказать по возвращении или в соцсетях фоточки запостить.

Но лисья ферма в лесистых сопках Маньчжурии – точно не повод для хайповых публикаций.

«Я уже хочу это забыть», – осознала Кислицкая, когда нашла в себе силы отвернуться от выгоревшего красного павильона.

От грязного бетонного остова разило мочой и гарью. Поврежденный пожаром павильон стоял как гнилой зуб во рту – в углу зоны «Би», недалеко от забора. Вокруг не было ничего живого – все только мертвое: жухлая трава и вырванные с корнем кусты вокруг, брошенные как попало, чтобы умирать. Очень походило увиденное на развороченную десну. И так же, как от дыры в десне, от этого фантомного, уже вырванного, несуществующего зуба кругами расходилась дергающая боль. Саша чувствовала ее, чувствовала эту запертую боль и страх. Казалось, что она и стоны слышит. Точнее, не стоны, а подвывание. Если это называется «память места», то она сейчас разрывала ей сознание, а красный туман где-то внутри черепа набухал воспаленными лимфоузлами. Еще чуть-чуть – и он прорвется…

Усилием воли Саша заставила себя отвести взгляд и осмотреться, чтобы отвлечься от страшного пожарища.

Нелюдимые работники в красных комбинезонах собирали увядшую уже растительность, складывали ее в тачки и увозили. Все они были моложавыми, высокими, стройными, но вялыми, таких редко увидишь занятыми физической работой. Когда родители спят и видят единственное чадо офисным работником в большом городе, обнаружить тут, в глуши, красавчиков с длинными пальцами, массово занимающихся прополкой, как минимум странно. И еще они никак не реагировали на хорошенькую практикантку, забредшую типа невзначай на территорию, куда нельзя забредать. «Если бывают на свете прекрасные зомби, то я сейчас на них смотрю», – решила Кислицкая.

Да и сам павильон – обугленные столбы с полопавшимися волокнами, словно расчерченные пламенем на неаккуратные клетки, поддерживавшие частично обрушенную крышу.

«Зачем они здесь, ведь здание бетонное?» – не в тему сама себя спросила Саша. Над входом висела глиняная табличка с незнакомым иероглифом, наверное, древнекитайским. Кислицкая посмотрела на крашенный прямо по бетону, а потому облезший павильон – такие же таблички с тем же знаком размещались над каждым окном. Она различала отдельные графемы, но в понятие они не складывались, более того, чем больше она пыталась понять, вертя смысл и так, и эдак, тем меньше в них было смысла и начинала кружиться голова. В конце концов она сдалась и решила просто спросить у кого-нибудь из местных рабочих.