И все мои девять хвостов

Они стояли на выложенной гранитной плиткой смотровой площадке. Массивные ступени вели вниз в пяти направлениях. Каждая из ступеней словно говорила: «Сила и мощь». На каждой ступени справа трепетал узкий флаг, на каждой ступени слева стояла трехметровая плоская пластиковая фигура сиреневого существа в веночке из голубых ягод. Мутантики стояли разные: кто-то щурил один глаз, кто-то улыбался похожим на клюв ртом, кто-то таращился. Был даже один почти полностью выцветший, а у еще одного был самозакрывающийся глаз – шар на проволоке. Ветер должен бы дергать существо за огромные ресницы, приклеенные к глазу-шару, вызывая движение, но ветра не было.

Городок, куда их забросила студенческая судьба, казался декорациями к недорогому фильму, срочно возведенному на деньги внезапно появившегося спонсора. Расчерченные по линейке улицы с трехэтажными домами расположились на месте срезанной верхушки сопки. На отобранной у леса площади внезапно начинались и внезапно же обрывались, проваливаясь в зелень диких сосен, улицы. Полоски асфальта расчерчивали оскальпированный холм на квадраты и прямоугольники – такие дикие в окружении настоящего леса. Торговый центр в псевдобарочном стиле и с большим LED-экраном на фасаде – окно в культуру и цивилизацию. Конечно же, в наличии сетчатые вышки сотовой связи – куда без них? – торчат иглами в небо, словно хотят сделать укол или зацепиться за облака и улететь отсюда. Белая лепнина на крашенных по бетону стенах домов, домов цвета свежей выпечки на фоне глубокой, вечной зелени, только подчеркивала чужеродность строений.

Не все лестницы вели к домам. Некоторые просто упирались в площадку, а за ней – снова деревья. Вековые, могучие.

– Слушайте, тут настолько нелепо, что я должна это сфотографировать!

Васильева тут же защелкала «Айфоном». Саша же просто стояла, впитывая фантасмагорию глазами, не пытаясь ее осознавать. Солнце припекало, и это псевдобарокко внизу однажды должно было потускнеть и опасть, как опадают по осени листья, сколько бы ни пыжились, – так показалось ей. «Хотя есть же маньчжурский дуб, он листву не сбрасывает, – возразила она сама себе. И тут же оправдалась: – Дуб, он естественный, а тут все какое-то… ненастоящее».

– Братец Ши не с тобой? – спросил Антон у Кислицкой, прервав ее спор с самой собой.

И Саша, и Лиза удивленно на него глянули.

– А должен быть? – оробела Саша.

Лизавета вскинула бровь. Глупость и странность своего вопроса Ларин понял, но было поздно. Оставалось свести все к шутке и надеяться, что только ему мысли об Алексе кажутся навязчивыми, а остальным – пофиг.

– Тогда сами решайте, куда вы сейчас хотите: поесть или еще куда-то, – нашел что сказать Антон. И добавил: – Только тут из «еще куда-то» – два торговых центра размером с районный универмаг и наша гостиница. Это все, насколько я понял.

Он подхватил две девчоночьи сумки и начал спускаться по лестнице в направлении к зданию с куполом. Только тут Саша осознала, что их вещи давно выгружены и что машина с водителем, всю дорогу курившим и умудрявшимся за рулем еще и сериал какой-то смотреть, растворилась, как и не было. Уехала, наверное, пока они тут глазели на стриженную под город сопку. «Перекресток пяти дорог» оказался большой остановкой, автовокзалом, куда то и дело прибывали большие и маленькие автобусы, разноцветные такси. Черные персональные автомобили тут не задерживались.

Антон, видимо на правах старожила, шел впереди. Девчонки громыхали за ним своими разноцветными чемоданами на колесиках, громыхали и чертыхались. Их то и дело обгоняли китаянки с рюкзаками на животе или китаянки с двумя рюкзаками – спереди и сзади. А некоторые еще и детей за руки держали.

Джагдачинские дети отличались от харбинских так же, как деревенские отличаются от столичных: припыленная одежда, все лучшее сразу и лица попроще. Мамаши такие же: кроссовки и что-нибудь со стразами, отбеленное кремами круглое плоское личико и шея на три тона темнее – обязательные элементы униформы «местная дама». Но взгляд цепкий, совсем не отстраненный: там, где жителей меньше ста тысяч, все друг друга знают в лицо. Это вам не Харбин на одиннадцать миллионов! Тут всем до всех есть дело.

Кислицкая чувствовала, что вся облеплена взглядами, как репьями. Она видела, что их всех рассматривают, но никто не улыбался в ответ, если удавалось перехватить взгляд, никто не заводил разговор. Все прятали глаза. Пялились, Саша чувствовала это позвоночником, но прятались. И без того горячий воздух раскалился от любопытства и… угрозы? Время и пространство снова стали тягучими, как в старом дворике Харбина, снова все вокруг начало замедляться. «Но Китай же самая безопасная страна для иностранца, как говорят», – успокаивала Саша себя. Это нормально для китайца – пялиться на новеньких, это нормально для маленького города – удивляться белокожим лаоваям. Это не на нее все смотрят, а на ее спутников. Она разве что за уйгурку сойдет, и азиатской внешностью в Азии никого не удивишь.