Бывший минный заградитель "Охотск", на котором мы следовали из Находки к месту работ, построенный еще в начале века, угольный пароход, переоборудованный под гидрографическое судно, оказался донельзя грязной старой посудиной с проржавевшей палубой и скрипучими расшатанными переборками.
Путь наш в Охотское море лежал через Сахалин, где мы зашли на рейд Южно-Сахалинска. Где-то здесь, по моим сведениям, должен был служить Сергей Карцев, попавший на Дальний Восток после окончания Высшего военно-морского пограничного училища в Ленинграде. Я сказал об этом нашему командиру, он дал на берег семафор, и уже через час к борту подлетел пограничный катер с зеленой полосой. Поднявшийся на борт почему-то в сопровождении двух пограничников с автоматами старшина потребовал меня. Еще издали на причале, где стояли погранкатера, я увидел долговязую фигуру Сергея - он оказался командиром отряда и был уже капитаном II ранга. "Что, напугали тебя мои? - улыбаясь во весь свой большой рот спросил он, — пошли скорее, Неля пирог испекла". До поздней ночи мы просидели у него в доме, вспоминая давние омские и ленинградские времена и лакомясь дымящимися крабами под "шило" (так, как вы уже знаете, на флоте называют разведенный спирт). Тем временем стемнело, и ветер разогнал на рейде волну. Пора было возвращаться на "Охотск". Сергей проводил меня на пирс. "Выгружать с осторожностью", — услышал я сквозь свист шквального ветра его зычный командирский голос с берега и подумал: "Что они там собираются выгружать?" А речь шла обо мне…
Двухмесячные работы в осеннем Охотском море, с его неожиданными ветрами и туманами, с сильными - более пяти узлов приливо-отливными течениями в Пенжинской Губе - оказались нелегкими.
Уже в Пенжинской Губе нас вместе с геофизиком Мишей Серяковым переселили в другую каюту, где были две койки, располагавшиеся одна над другой. Миша, как более молодой, влез на верхнюю койку, а мне досталась нижняя, чему я, однако, радовался недолго. Соседнюю каюту занимал третий механик, койка которого крепилась на одном кронштейне с моей. Поскольку переборки на судне были старые и расшатанные, любое движение койки соседа вызывало соответственное, как на качелях, движение моей. Первую неделю, пока мы следовали из Находки в Охотское море, все было относительно спокойно. Но в Охотском море третий механик, на мою беду, завел неожиданно бурный роман с судовой врачихой, разбитной шатенкой, изнывавшей от полного безделья. С вахты он сменялся в полночь, и где-то, начиная с половины первого, едва я успевал заснуть, меня будил ритмичный и громкий скрип и такое же ритмичное хождение вверх-вниз моего ветхого ложа. Я пытался предложить Михаилу поменяться, но он наотрез отказался, так что я вынужден был переместиться с тюфячком прямо на палубу.
Вторую половину экспедиции мне довелось проплавать на другом судне - "Румб", поменьше размерами, но более современном. В конце августа мы зашли заправиться водой и топливом на остров Спафарьева, где располагался крабзавод, на котором работало несколько сот вербованных женщин. Было раннее утро, когда мы подошли к безлюдному пирсу. Двое заспанных работяг приняли наши швартовые. Я стоял на правом крыле мостика, неподалеку от командира, капитана III ранга Мишкина, когда мы заметили три странные, одинаковые с виду, но разной величины, как матрешки, фигуры, медленно двигавшиеся вдоль пирса к борту судна. Когда они приблизились, оказалось, что это женщины, одетые совершенно одинаково - в резиновые сапоги, ватники и теплые, серого цвета, головные платки. "Эй, командир, — неожиданно сильным и низким голосом крикнула самая высокая из них. — Я предзавкома местного. Девочки у нас тут целый месяц света белого не видят, на путине вкалывают, а мужиков нет. Так что я тебе предлагаю всех своих морячков уволить прямо сейчас до завтра, а мы по такому случаю выходной объявим".
Командир Мишкин был человеком решительным и настоящим боевым офицером, способным быстро принимать решения в критической обстановке. "Отдать носовой", — скомандовал он упавшим голосом. И мы пошли обратно в море без воды и топлива. "Да, Саня, — делился он со мной, — вовремя спохватились. Ты что, у меня весь экипаж двадцать два человека - на части же разорвут!" Я в ту пору плохо знал местные порядки и не сразу понял его тревогу. Уже позднее, на рейде Шикотана, я видел, как на старый теплоход "Азия" сеткой с плашкоута грузили вдрибадан пьяных вербованных женщин, матерящихся и орущих пьяные песни, и понял озабоченность командира Мишкина.