И в конце, только тьма

Спустя время, Йен с трудом приподнялся с пола. Как в тумане, он погасил свет и толкнул дверь, вышел и закрыл эту кровавую бойню за собой. Его сознание будто онемело, тело дрожало.

Он припоминал, как ранее прошел через несколько дверей и теперь просто шагал по коридорам как контуженный, пытаясь вспомнить дорогу, по которой они шли сюда всего пару часов назад. Ему казалось, будто он пробыл здесь дни. Он сознавал, что могут пройти годы, прежде чем найдут тела, если вообще найдут.

Когда он достиг третьей двери, он увидел Калеба, сидящего на полу. Йен посветил лучом фонарика в его остекленевшие глаза.

- Я забыл про тебя, дружище, - сказал Йен, усаживаясь на пол рядом с ним. - Когда это ты успел прошмыгнуть сюда?

- Сразу после того, как Нолан упал на Эрнеста. И я, блядь, убрался оттуда. Я думал, что ты лежишь в обмороке или что-то в этом роде.

- Они оба мертвы. Что нам делать теперь?

Калеб выдохнул и провел рукой по волосам.

- Делать? Мы в глубокой заднице, Йен. Посмотри, - oн посветил фонарем, и луч упал на замок с комбинацией чисел на панели от 0 до 9.

Йен уставился на нее, припоминая, что комбинация была длиной из семи цифр.

- Вот дерьмо, - он завизжал, и быстро поднявшись, стал нажимать кнопки на панели наугад. - Мы можем вычислить код. Сколько комбинаций там может быть?

Калеб поднял брови.

- Ты это серьезно?

Целый час Йен бился над кодом. Он взвыл и стал колотить в крепкую дубовую дверь, но все, чего он добился это набил себе костяшки и подушечки пальцев на руках.

- Что нам делать? - кричал он, толкая Калеба, который уставился в темноту.

Йен обследовал каждый сантиметр подвала на предмет выхода, хоть какое-то окошко. Но всё, что он нашел - были коридоры из твердого камня.

Две недели спустя запасы еды сгнили за пределами их отчаяния. Всё до последней капли крови мертвецов – их единственного источника жидкости кроме небольшого запаса бутилированной воды и собственной мочи - было израсходовано.

Страдая от голода, Йен, чьи ногти стали кровавой массой из-за его потуг вырыть туннель через каменную стену, горло саднило от криков о помощи, думал, сколько ему останется выживать, поедая мертвого Калеба.

Калеб думал о том же самом… только он думал еще и о том, протянет ли он дольше, если поедать Йена живьем. Интересно, когда части тела заживут, может это обеспечит Калеба бесконечным запасом пищи? Интересно, какова на вкус теплая кровь?

Глазея друг на друга из разных углов комнаты, совсем недавно бывшей комнатой пыток, Йен и Калеб начали другой эксперимент.

Ⓒ  by Monica J. O'Rourke, 2000

Ⓒ Елена Прохоренко, перевод 

Аша

Глаза открыты - Аша думает, что открыты, во всяком случае... чувствует как трепещут веки, кончики ресниц касаются щек. Полная темнота и невозможность пошевелиться, руки прижаты к бокам. Как в гробу, без комфорта атласа, без возможности пошевелиться, повернуться на бок, как будто спишь в ящике комода. Пытается поднять голову, но даже это ограничено, запрещено, ударяется лбом о дерево - этот крошечный жест будоражит булавки и иголки в ее мертвых ногах и кричит. Паника, глубокий вдох, забитый нос, струйка слизи, и она даже не может ее вытереть.

У ее ног открывается и снимается панель, свет падает в ее черное пространство, поглощая его как рак. Горе сменяется надеждой, она задыхается, пытается позвать на помощь, но у нее нет голоса, вместо слов только резкий шепот.

Комната начинает раздвигаться, вернее ее кровать, ее платформа скользит к выходу, к лучу резкого света, двигаясь теперь, как пакет с мясом на конвейере. Она задается вопросом: не заперли ли ее в морге, в ящике для трупов, почему-то приняв за мертвую? Вот на что это похоже - замкнутое пространство в череде ящиков.

Ящик перестает скользить, резко останавливается, но она выходит только наполовину, ее ноги торчат на свету, ее тело от живота и выше - все еще окутано темнотой и забито.

Голая, - осознает она теперь, когда у нее есть этот кусочек света. - Холодная и голая.

Руки на ее бедрах, раздвигающие ее болтающиеся ноги, пальцы и невидимые предметы, прощупывающие и трогающие, а затем что-то внутри, кто-то, трахающий ее, разрывающий сухость ее влагалища, бьющий, кромсающий ее, пока она не становится мокрой от крови и его спермы. Она чувствует, как он кончает внутри нее, и ей хочется кричать, брыкаться и пинаться, хочется убить его, но у нее нет ни голоса, ни сил, ни возможности двигаться.

Когда он заканчивает насиловать ее, псевдо-кровать отодвигается в черноту, дверная панель прочно захлопывается, и она теряет сознание от напряжения своих притворных криков, голос пропадает от многодневного безответного плача.

*

Время, конечно, прошло, но узнать об этом невозможно. Внезапный свет над головой отвлекает ее, и к ее губам подносят воду, она жадно глотает каждую каплю. Ей дают то, что на ощупь и на вкус похоже на хлеб, и она поглощает его.

Затем свет исчезает.