И только море запомнит

Моргана болтается по карцеру. То садится, то поднимается. В конечном счете она вновь ложится, хотя от досок болят ребра и лопатки. Она не может точно сказать, что прошло ровно два часа, когда слышит, как по лестнице спускаются, но Бентлей бы не позволил себе прийти раньше. К двери подносят лампу, свет разгоняет тени, спрятавшиеся по углам.

– О’Райли. Встаньте.

– Я не изменила свое мнение.

– Кто бы сомневался. Встаньте.

Приказ не имеет никакого эффекта. О’Райли продолжает лежать, не обращая внимания на покачивающийся в руках лорда фонарь. Звенят ключи, замок несколько раз щелкает, и лорд делает два шага.

– Моргана, вы же умная… девушка. Не нужно сопротивляться и выказывать свое недовольство. Это не поможет ни вам, ни нам.

Рыкнув, пиратка резко садится, спускает ноги и исподлобья смотрит на Кеннета. В темноте трюма его тень танцует и извивается. Удивительно, что она не машет хвостом и не видно растущих рогов или кожаных крыльев.

– А с чего вы решили, что после такого пренебрежительного отношения я собираюсь вам помогать? Сначала вы пытаетесь избавиться от меня, хотя мы договаривались с вами дойти до Сферы вместе, затем вы пытаетесь отобрать у меня право находиться на моем корабле и угрожаете убить команду. Ваши бесчеловечность и самомнение не знают границ.

Яростно Моргана всплескивает руками. Она проклинает равнодушие и отстраненность Кеннета, его невозмутимое выражение лица. Хочется рвануть вперед, набросить на шею лорда цепь от наручников поверх белого галстука, чтобы и он сыграл свою злополучную роль. Но О’Райли не делает этого, она просто сидит, сцепив руки перед собой, щелкает костяшками.

Возмутительно, насколько убогим оказалось ее положение.

– Мои бесчеловечность и самомнение сделали меня тем, кто я есть. И меня совершенно не беспокоит, что вас это не устраивает.

Еще бы! Это чудовище даже не скрывает бездушность. В нем не появится жалости ни к кому. Кеннет все еще стоит в дверях карцера, удерживая в правой руке ключи от наручников.

– Тогда к чему вы сюда пришли?

Лорд ставит на пол фонарь.

– Я присяду, – он указывает ладонью на скамью.

Моргана фыркает. Бентлей достает платок, вытирает скамью перед тем, как опускается рядом. Словно само нахождение подле нее может запачкать его одежды. Претенциозность лорда не знает границ, а корона, которой он негласно короновал собственную голову, обручем сдавила череп.

На вид Бентлею не больше двадцати пяти, но он уже считает себя великим человеком, самым способным и блистательным из всех когда-либо существовавших. Все вокруг него не больше, чем рабы, а он их господин. При этом его фамилия не принадлежит ни к одному аристократическому роду, по крайней мере из тех, которые может вспомнить О’Райли.

– Послушайте, Моргана. Я понимаю ваше недовольство, но давайте будем вести себя серьезно, соответственно статусу и положению. Вы работаете на меня. И выполняете то, что я скажу. Вы совершили проступков не на один смертный приговор. И смею вас заверить – то, что еще ни один не исполнен, говорит лишь о моем безграничном милосердии по отношению к вам.

Хриплый смешок срывается с губ капитана. Ему ли говорить об их положении. Быть может, она и отказалась от своего титула, когда стала опальной дочерью, но принижать себя никому не позволит.

– Я сказал что-то смешное?

– Отнюдь.

Поджав губы, Кеннет поправляет бант на шее.

– Так вы будете работать с моими людьми? Или лучше вновь прибегнуть к шантажу, чтобы вы стали более сговорчивой?

– Сказала же, я не собираюсь сидеть на «Приговаривающем» и пытаться состроить из себя человека, примерно служащего вам. Я работаю одна. Мне не нужны ваши прилизанные болваны, а вот я вам нужна, и вы это прекрасно знаете.

Ладонь Кеннета ложится на руку Морганы, он стискивает ее холодные пальцы. Выбирает из связки нужный ключ и расстегивает наручники. Те с металлическим звоном цепи падают на пол. Капитан только и успевает отдернуть ногу, чтобы спастись от удара. Кандалы уже успели оставить след на запястьях, О’Райли тянется, чтобы потереть красные отметины, но Кеннет опережает ее. Сам растирает травмированную кожу.

– Мне казалось, вы умнее. Хотите жертвовать собой – пожалуйста, но в ваших руках судьба и жизни вашей же команды. Если вы не соизволите подняться наверх, «Острого лезвия» не станет, как и всего ее экипажа, – скучающе произносит лорд. Он утомлен их препирательством.

Да и сама Моргана порядком устала доказывать упертому мужчине что-то. Но со всей присущей ей ядовитостью, роднящей ее со змеями, побежденными святым Патриком, капитан презрительно выплевывает:

– А если я останусь на вашей посудине, то мы станем свидетелями пиратского бунта. Меня выставят с моего же корабля в первом попавшемся порту, едва только ноги коснутся земли. В лучшем случае я соглашусь на унизительные условия и отстранение от власти, в худшем – меня пырнут ножом, чтобы прикончить, как неугодную шлюху.

Злобная усмешка. Моргана мысленно проклинает садистское удовлетворение Бентлея.