И солнце взойдет. Он

Наверное, Рене никогда не бежала так быстро. Уж точно не пролетала восемь этажей на одном ударе сердца. Не считала ступени, не скатывалась по перилам и, разумеется, не врывалась с грохотом в пустой коридор. Но когда за спиной наконец-то хлопнула долгожданная белая дверь, Рене остановилась и почему-то смутилась. В груди жгло, во рту пересохло, однако она столь упрямо всматривалась в полумрак, что перед глазами поплыли цветные круги.

Впрочем, нужды изучать пустой коридор не было. Ланг нашёлся мгновенно. И не заметить высокую фигуру, что темнела вдалеке полутёмного помещения, было практически невозможно. Его чернота, как всегда, оказалась чернее.

– Ты так спешишь, будто опаздываешь на свидание, – раздалось знакомое хмыканье, а Рене широко улыбнулась. Лучше! Это было гораздо лучше всех тех неловких встреч, что хоть когда-либо приключались в её жизни. Жёлтые тапочки гулко застучали по бетонному полу, пока она торопливо шагала в сторону прислонившегося к стене мужчины.

Энтони Ланг был собран, пожалуй, напряжён. Об этом говорила чрезмерно прямая спина, уже привычно поджатые губы и лёгкий прищур, с которым он наблюдал за спешившей к нему девушкой. Но когда Рене остановилась напротив, взгляд потемневших до махагони глаз оказался слишком… встревоженным? Или чуть удивлённым? Разобраться в переливах этого цвета она бы никогда не смогла и, разумеется, напридумывала всякого… Но всё равно встала почти до неприличия близко, чтобы сказать такое важное для себя:

– Спасибо.

Но Ланг ничего не ответил, только чуть сдвинулся в сторону, чтобы под светом далекой лампы рассмотреть обращённое к нему лицо. Его внимательный взгляд напряжённо изучал появившиеся на шраме воспаления, и с каждой новой находкой высокий лоб хмурился всё сильнее. Неожиданно Ланг поднял руку и едва ощутимо коснулся её подбородка, окончательно открыв левую щеку желтоватым лучам. Ну а Рене не сопротивлялась, только смежила веки, когда он провел по самой длинной из всех царапин. Кожу немедленно засаднило, и она чуть поморщилась, отчего ощущение прохладных пальцев мгновенно исчезло. Рене больше никто не держал, но это показалось настолько неправильным, что тело само неосознанно качнулось вперёд. Лоб неловко ткнулся в костяшки мужских рук, а затем голову накрыла большая ладонь.

– Всё-таки загноились. Я обработал их, пока ты спала. Но, видимо, прошло слишком много времени, – донеслось тихое бормотание и лёгкий вздох, когда пальцы скользнули по виску и устремились дальше по шее. Туда, где прятался шрам, словно Ланг знал, насколько ей больно. Швы и ткань хирургической робы отчаянно натирали раздражённую кожу.

И в этот момент Рене отчётливо поняла, что расскажет. Даже если придётся вколоть зелье правды, посадить себя на электрический стул или вновь запереть в раздевалке. Она поделится с ним. Потому что поступить иначе было бы не по-дружески. А в том, что каким-то неведомым образом Энтони Ланг стал ей ближе, чем Фюрст или Роузи, она не сомневалась. За один только день, ночь и сегодняшнее утро.

Неожиданно глава отделения отступил и принялся копаться в карманах своих чёрных джинсов, пока с тихим звоном не извлёк некий предмет, что блеснул в тусклом свете.

– Говорят, у тебя недавно был день рождения, – как ни в чём не бывало заметил Ланг, а сам с силой сжал правую ладонь.

– Да, – в тон откликнулась Рене. – Позавчера. Жаль, вы не успели попробовать торт. Из того, что я знаю, угощение пришлось бы вам по вкусу. Много приторного шоколада, жирный крем и кислые ягоды. Идеально для тренировки вашей поджелудочной.

Ланг усмехнулся и покачал головой.

– Действительно, весьма прискорбно. Но, надеюсь, у меня ещё будет шанс заработать хронический панкреатит?

– Я подумаю, – задорно улыбнулась Рене и отвела взгляд, а потом удивлённо вздрогнула, когда перед глазами что-то сверкнуло.

– Держи.

На раскрытой ладони, сплошь усеянной мелкими шрамами, лежал ключ. Обычный такой, один из тех, что подходят к сотням замков. Но внимание привлекло вовсе не это. Следом за ним, на цепочке из семи звеньев расположился цветок, увидев который, Рене ошеломлённо застыла. Она медленно перевела взгляд на брелок, а потом вздрогнула, когда послышался голос. Ланг понял её замешательство по-своему и поспешил объяснить.

– Это ключ от моего кабинета. Когда в следующий раз надумаешь полежать в обмороке, то не стоит располагаться около порога. Продует.

Он усмехнулся, но Рене всё никак не могла оторваться от залитых в прозрачный куб розовых лепестков, и молчание опасно затягивалось. Только когда протянутая рука напряжённо дрогнула, она спохватилась и вцепилась в мягко блестевший ключ. Брелок был откровенно дешёвым, какие миллионами штампуют трудолюбивые китайцы, но прямо сейчас дороже него в этом мире ничего не было.

– Почему вишня? – выпалила она вопрос, который со стороны наверняка выглядел глупо. Поняла это Рене по тому, как вытянулась от неожиданности лицо Энтони Ланга.

– Какая вишня? Где? – Он действительно не понимал.