И солнце взойдет. Он

Рене украдкой посмотрела в сторону хирурга и увидела, как сжались в кулаки его руки. Неуклюже поёрзав, она нервно выдохнула, а потом уставилась на собственные колени. Ситуация была… неловкой. Какие бы отношения ни связывали этих двоих, прямо сейчас глава отделения требовал объяснений. Но тех, конечно же, не последовало. И Рене знала почему. Когда в пять утра идёт твоя восьмая по счёту операция, тебе не до раздумий или хирургических тонкостей.

– Скажу, что в тех условиях я сделал всё возможное, – процедил тем временем Дюссо. А Ланг вопросительно поднял брови, словно ожидал продолжения, и нехорошо усмехнулся, когда того не последовало.

– Надеюсь, этическая комиссия удовлетворится таким же всеобъемлющим объяснением, – протянул он, а потом неожиданно повернул голову и мгновенно нашёл в разномастной толпе новую жертву. – Мистер Холлапак…

Привыкший к постоянному коверканью фамилии Франс сначала даже не понял, что удостоился внимания самого Энтони Ланга. Он нервно сглотнул и зачем-то оглянулся. Рене же закатила глаза. Бога ради, да не съедят его прямо здесь! Однако резидент, видимо, считал иначе.

– Да? – проблеял Франс.

– Скажите, вы заметили прошлым утром что-нибудь необычное?

Вопрос звучал невинно, но у Рене ёкнуло сердце. Она метнула на Франса испуганный взгляд и неожиданно увидела в ответ такой же растерянный. Холлапак знал, что если выдаст Хелен, то придётся рассказать и о Рене. А потому она в отчаянии качнула головой.«Молчи! Ради всего святого – молчи!»Но Франс уже отвернулся и теперь смотрел себе под ноги.

Не было сомнений, что глава отделения догадался. Длинные пальцы Ланга скользнули по едва изогнутым в улыбке губам, пока сам он гипнотизировал взглядом Хелен. А та боялась поднять голову и посмотреть в глаза своей жертве. Трусиха! Но сегодня Рене была этому рада. Всё что угодно, лишь бы память о мёртвой Виктории так и осталась лежать под женевской могильной плитой. Прошлое прошло! Хватит! Остановитесь!

– Так, что же? – Ланг решил прервать необычную пантомиму. Рене зажмурилась.

– Нет, сэр.

Она в изумлении подняла голову и уставилась на вспотевшего Холлапака. Тот старался казаться беспечным, даже откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки, невольно повторив позу пребывавшего в злом веселье Ланга, но взгляд выдавал панику.

– Вот как? – цокнул языком главный хирург. – Значит, это не вы выбили обе двери?

– Я, – пришел ответ. – Мне нужно было переодеться, но какой-то дурак закрыл раздевалку. А в пять утра искать ключ оказалось накладно. Ремонт. Бардак…

– Действительно. – Теперь Ланг выглядел откровенно увлечённым беседой. Он опёрся локтями на колени, чуть подался вперёд, а после фальшиво участливо поинтересовался: – Но что же случилось с душевыми?

Франс дёрнулся и почти бросил взгляд в сторону Рене, но вовремя удержался.

– Сэр! Мне безумно хотелось отлить. – На потном лице появилась улыбка святого мученика. – Боялся не утерпеть.

Раздалось приглушенное хихиканье, а Ланг хмыкнул. Он какое-то время взглядом препарировал Франса, но потом фыркнул своим мыслям, неожиданно махнул рукой и вздохнул.

– Бог с вами, Холлапак. Их всё равно надо было менять. Считайте, что оказали больнице неоценимую помощь по демонтажу старых дверей. – Ланг было замолчал и уже повернулся в сторону окна, когда словно невзначай договорил: – Только прошу вас, в следующий раз не терпите так долго. Это вредно для здоровья.

О чьём здоровье шла речь можно было не уточнять. Рене осторожно втянула воздух, не в силах поверить, что гроза миновала, а потом облегчённо прикрыла глаза и без зазрения совести прослушала дальнейшее обсуждение рабочих вопросов. Она едва дождалась окончания планёрки, прежде чем сорвалась с места. Итак, Ланг всё понял, но… отступил. Не стал давить, требовать объяснений или наказывать за враньё. Чёрт возьми, простил даже двери. И Рене была ему благодарна. До совершенно неуместной улыбки на саднившем лице, до искрившихся глаз, до засевшего в груди солнца. А потому, стоило Лангу закончить собрание, как она ринулась прямо к нему. Но сначала путь ей преградили студенты, которые требовали каких-то заданий, подписей или журналов, а затем резиденты. Так что, когда рядом остался лишь Франс, глава отделения уже давно скрылся в лабиринте больничных коридоров.

– Спасибо, – пробормотала Рене, едва ли не впервые не находя нужных слов.

– Благодарить не за что, – Холлапак пожал плечами, а потом бросил странную фразу. – Предательство бывает разным на вкус.

Рене недоумённо взглянула на парня, но тот уже направился прочь.

– Кстати, – крикнул он не оборачиваясь. – Сейчас начнётся заседание этической комиссии. Ну, это если вдруг решишь кое-кого отыскать.