И солнце взойдет. Он

– Тогда иди. И только попробуй его не сдать, маленькая дрянь, – прошипел он, а потом резко отпустил подбородок, чем невольно отшвырнул Рене назад. Ну а она недоверчиво посмотрела на отвернувшегося Ланга и немедленно бросилась прочь, лишь услышав разъярённое: – ЖИВО!

Всё время, что Рене бежала до лифта, она боялась поверить. Всячески гнала прочь догадку, что мельком проскочила в голове. Это неправда. Так не бывает. Она же, чёрт побери, не в какой-нибудь сказке. Да и принц никакой вовсе не принц, а ядовитый паук с цепкими, крепкими лапами. Но мысль засела прочно и с каждым оставшимся внизу этажом сильнее впивалась в мозг, а когда Рене влетела в нужный ей кабинет, засверкала сигнальным огнём. Кто-то оплатил для неё проклятый тест.

Кто-то решил помочь нежеланной девчонке лишь потому, что невольно подслушал разговор в кафетерии. И этот кто-то сейчас натягивал на себя провалявшуюся целый час на холодном полу одежду, которую ради него никто даже не потрудился поднять и аккуратно повесить. Он пытался расчесать угольные вихры и опять мучился головной болью. Рене чувствовала. Рене, чёрт возьми, знала! И Рене было стыдно. Возможно, излишне поспешно, но она переживала за все дурные мысли, что успела надумать о Ланге; жалела о глупой выходке с операционной; и простила позорные чтения, потому что… Потому что усевшись за свой компьютер, она взглянула на список вопросов, а потом нервно втянула воздух и прижала дрожавшие пальцы к губам. Так. Не. Бывает. Господи! И всё же с каждым новым вопросом, что появлялся у неё на экране, в голове звучал голос. Чужой. Тот, в котором до сих пор слышались высокие волны и чуть хрипловатое эхо мотора чёрно-красного чудища. Тот, что шипел и орал с одинаковой пыльной скукой внутри. Тот, что в последние дни перед тестами с удивительной регулярностью врывался в жизнь взгрустнувшей Рене порывом перечной мяты. Он появлялся примерно каждые пару часов, если не был занят в операционных, и обязательно усаживался на соседний стул, закидывал ноги на тумбу и вынимал все до единого ручки из карандашницы, чтобы сложить из них лабиринты или дорожки.

– У меня массивные кровоизлияния. – Вместо приветствия провозглашал нечто неуместное Ланг.

– Вы хотите об этом поговорить? – каждый раз негромко отвечала Рене и переворачивала очередную страницу чьей-то истории.

– Я хочу выжить. – Рукав чёрного свитера двигался совсем рядом, едва не касаясь её собственной одежды. Бледные руки перебирали цветной пластик корпуса ручек с той же точностью и деликатностью, с которой двигались на операциях. Это завораживало. Почти вводило в медитативный транс восхищения. – Кровотечение и желание жить. Что скажешь на это?

– Что этого маловато для дифференциального диагноза, – Рене покачала головой и откатилась на своём стуле чуть дальше.

Но Ланг, похоже, добивался именно этого, потому что без особого труда дотянулся своей длинной рукой до соседнего стола и схватил ещё одну подставку. Теперь карандаши, ручки, скрепки и даже круглые магниты извивались непонятными линиями, пока Рене внезапно не узнала в них набор букв, а затем цифр. «APACHE – 112»42 гласила старательно выложенная Лангом надпись. Полюбовавшись на творение рук своих, он словно маленький ребёнок перевёл заинтересованный взгляд на нахмурившегося резидента и принялся выстукивать только ему одному известный ритм.

– Я бы предположила ДВС-синдром, однако стоит учесть вероятность… – начала она, но договаривать было уже некому.

И так каждый раз. Только услышав нужный ответ, Ланг стремительно поднимался и выходил из ординаторской, оставляя Рене в полном недоумении. За месяц таких вот внезапных вопросов скопилось на хороший практический справочник. Но то ли от скуки, то ли от вредности, Ланг продолжал появляться у Рене за спиной. Казалось, он старательно искал любую причину, чтобы усесться с ней рядом, сотворить на столе очередной канцелярский бардак, а затем прочитать лекцию о свалке в голове мисс Роше. Глава хирургии ругал её за цитирование протоколов и язвил, что с такой академичностью место Рене где-нибудь в морге. Именно там всё проходило так, как и гласили учебники.

Но теперь кучка разрозненных мелочей наконец-то сложилась. Вопросы, ответы, истории глупых болезней, где она, словно сыщик, выискивала огрехи хирургов. Всё это мгновенно выстроилось в высокую Пизанскую башню, которая вот-вот рухнет и раздробит позвоночник гордыни. Господи, как она только могла? Как вообще посмела усомниться в человеке, который, на самом-то деле, ни разу не дал для этого повода…

Да, доктор Ланг бывал груб. Ох, ладно, самый настоящий засранец! Но он её учил. Так, как умел или считал нужным, однако это работало. Теперь, когда она поняла, его действия казались столь очевидными! Идиотка! Погрязшая в чужих стереотипах дурочка. Рене с остервенением щёлкнула мышкой по очередному ответу и оскалилась, когда система радостно подсветила его зелёным цветом. Конечно, иначе быть не могло, потому что Ланг сам показал ей позавчера верный ответ.