Энгтан победно улыбнулась, а Рене прикусила язык. Десять лет. Целая декада адского труда, личных успехов и достижений, чтобы в секунду понять – ничего не изменилось. Стереотипы и ожидания, которые окружали её с первых дней, по-прежнему бредут по соседству. И неважно, где она находилась: в Женеве или в Канаде. Пожалуй, даже на дрейфующем острове Сейбл она не смогла бы скрыться от предубеждения, что Рене набор медалей и грамот, а не живой человек. Пять выигранных грантов, два досрочных диплома, статьи, операции, даже один репортаж по местному телевидению. Одногруппники смотрели на неё точно на монстра и, наверное, мечтали вскрыть Рене Роше мозг, чтобы пересчитать все извилины. Три года учебы у Чарльза Хэмилтона стали эдакой передышкой, отчего она было решила, что всё закончилось, но… видимо, нет. Это с ней навсегда.
В животе что-то сжалось, и Рене отвела взгляд, не в силах вынести ощущения статуэтки на полке заслуг. Однако Энгтан была не права. Профессор выбрал её вовсе не за успехи маленького вундеркинда, не ради собственной славы учителя, а потому, что ему была близка она сама. Просто Рене, со своей немного наивной мечтой, с точными пальцами и тонной усердия вперемешку с терпением. После стольких лет предрассудков он стал единственным, кто не считал свою ученицу кем-то особенным и… Ах, нет. Был ещё Энтони Ланг, только совсем по иным причинам.
Рене вздохнула. Наверное, это надо просто принять и смириться?
– Благодарю, – её ответ вряд ли походил на вежливый, но на большее Рене была не способна. Перехватив поудобнее папку, она поднялась и уже направилась к выходу, когда её догнал навязчиво бодрый голос.
– Не забудьте про статью, доктор Роше. Ваш успех должны запомнить надолго.
Рене сжала зубы. Запомнить? Кому она нужна? Впрочем, какая разница? Если Энгтан хотела себе ручную пародию на гения, бога ради! Если за это дадут возможность, наконец, оперировать, то Рене готова побыть собачкой на выставке особо редких пород, собрать медали и по команде очаровательно скалиться. Всё что угодно, лишь бы получить лицензию и сбежать! Умчаться прочь от циничности, алчности и эго двух главных людей, что почти погребли под собой здание огромной больницы. Честное слово, Лиллиан Энгтан ничем не уступала своему дурному хирургу. Пожалуй, они были даже похожи – мелочны, предвзяты и себялюбивы. Но ничего, Рене потерпит и это. Самое главное, у неё теперь есть разрешение, которое не сможет отменить даже сам Энтони Ланг.
С этой мыслью, возможно, чуть резче, чем следовало, Рене толкнула дверные створки и едва не врезалась в поджидавшую в нетерпении Роузи.
– Ну? – медсестра задала единственный вопрос.
– Передай мою благодарность Алану, – бросила Рене, в груди которой клокотали непривычные чувства – дикая смесь раздражения, упрямства и впервые задетой гордости. – Надо связаться с операционными, назначить день и предупредить пациента.
– Я займусь этим, – кивнула Роузи, и глаза за стёклами круглых очков опасно сузились. – Ну, держись, жук-трупоед!
В зябкой тишине комнаты щелчок включившегося радио показался слишком уж громким. Ёжась от холода, Рене высвободила руку из-под тонкого одеяла и устало взглянула в окно, где меж давно проржавевшими крышами едва зеленел холодный рассвет. Что же, утро «того самого» дня наступило, но вставать не хотелось.
Тихо, но весело тренькал старый приёмник, когда под окнами что-то громыхнуло, заглушив песню, а затем раздался скрип распахнутой двери и гневный вопль мистера Смита:
– Ах ты, чёрная задница, ну-ка вылезай из моего мусорного бака!
Последовал гулкий удар о контейнер, неразборчивый мат, и всё стихло. Ещё пару секунд Рене прислушивалась к звукам, но затем вздохнула и села. Пора.
В спальне было холодно. Отопление в этом доме оказалось столь же дерьмовым, как стены, лестница, система канализации и рамы на окнах. Последние вообще стали для Рене настоящим кошмаром, ведь вместо того, чтобы приглушать уличный шум, они, казалось, увеличивали его вдвое. Правда, с тех пор как она всё же устроилась в расположенный неподалеку центр реабилитации для бывших заключённых, проблема со сном исчезла. Ведь, если не спишь, не о чем и страдать. Верно? А после целого дня в больнице и вечерних часов, потраченных на зашивание грязных ран на не менее грязных головах, сил хватало только в полусне приготовить на завтра обед и упасть в кровать, едва успев принять теплый душ. Так что утренняя разминка оставалась единственной возможностью проснуться, ну и согреться.