И солнце взойдет. Он

Вечер, когда был разработан грандиозный план, закончился сумбурными танцами и излишне громкими тостами повеселевшей Роузи. Она отплясывала с кием в руках, пока Рене всё больше мрачнела, а Алан Фюрст нервно теребил в своих бледных веснушчатых пальцах несчастный мелок. Но затем главный анестезиолог поджал губы и нарочито громко откашлялся. Похоже, в его голове друг Роузи Морен всё-таки смог договориться с директором резидентуры и найти приемлемые аргументы, ну а вот Рене… Рене до сих пор считала затею неправильной. В отношении доктора Ланга это слишком походило на некрасивое предательство.

Следующие два дня прошли в мучительных размышлениях. Рене успела тридцать раз поспорить с собой, ещё с дюжину проклясть юношеские амбиции и наконец к утру понедельника решила, что идея – полный кошмар. Об этом она собиралась сообщить поджидавшей её в холле Морен, но та пробормотала что-то вроде «тебя ждут» и почти насильно втолкнула в кабинет главного врача. Так что неожиданно для себя, не успев даже снять несерьёзное пальто лимонного цвета, Рене предстала перед совершенно не удивлённой такому вторжению Лиллиан Энгтан, которая только смерила растерянную девушку внимательным взглядом и преспокойно вернулась к бумагам. Видимо, когда в твоей больнице работает чуднóй Энтони Ланг, то привыкаешь к любым человеческим странностям, даже к самым невероятным.

В кабинете доктора Энгтан было светло. Ровно так же, как в тот памятный день, когда Рене почти распрощалась с несчастными пальцами. Обстановка без единой тени по-прежнему лишала малейшей возможности спрятаться, а слегка желтоватые стены вызывали ассоциации с пятнами от бестеневых ламп. Поймав взгляд главного врача, Рене невольно поджала пальцы на ногах, а затем попыталась расслабиться. Ладно. Это просто надо сделать. Шрам противненько зазудел, но Рене мысленно на него шикнула и улыбнулась.

На самом деле, она понятия не имела, о чём будет говорить, но тут доктор Энгтан подняла голову. Их взгляды встретились, и всё случилось само.

– О, вижу, вам передали, что я просила зайти, – проговорила она, когда, повинуясь взмаху изящной руки, Рене заняла предложенное бежевое кресло.

– Нет, я не…

– Как ваши успехи, доктор Роше? – не дожидаясь ответа спросила Энгтан. Очевидно, ей было интересно другое.

– Думаю, об этом следует узнать у доктора Ланга. Я не обладаю такими компетенциями, чтобы…

– Если честно, я переживала, что всё будет плохо. Но отчет Энтони оказался весьма впечатляющим, – Энгтан вновь перебила, и голос её звучал удивительно самодовольно. – О нём я и хотела поговорить.

Рене же недоуменно моргнула, потом ещё раз, а затем почувствовала, как внутри что-то онемело от страха. О нет! О чёрт! Как она могла позабыть, что наставники тоже отчитываются о своих резидентах. С профессором Хэмилтоном это была пустая формальность, но доктор Ланг наверняка подошел к делу с душой. Как ко всему, что, похоже, касалось Рене Роше. Что там сказала доктор Энгтан? Весьма впечатляющий? Интересно, какой именно пункт показался ей столь неординарным? Часовые чтения базовых лекций? Или курс по выводу из запоя? А может, беспрецедентное нарушение субординации? Ни одного выговора за все десять лет адской учёбы, а сейчас… Рене стиснула зубы. И зачем она только согласилась на дурацкий план Роузи? Лучше бы её молча уволили!

– Могу я узнать почему? – всё же тихо спросила Рене.

– Доктор Ланг весьма сложный и привередливый человек, – сообщила давным-давно протухшую новость доктор Энгтан. – За последние два года он уволил шестнадцать ассистентов с пометкой о полной… кхм, назовем это профессиональной непригодностью.

– По одному ассистенту в каждые полтора месяца. Что же, тогда, у меня осталось два дня, если доктор Ланг не планирует портить статистику.

– Мисс Роше, он прекрасно понимает, что в вас бурлит молодость. Но, право слово, талант и успех легко компенсируют незначительный недостаток возраста, – сладко протянула Энгтан. – Поверьте, вам не о чем переживать.

– Я не уверена… – начала было Рене, но сегодня её не хотели слушать.

– Никто не думал вас осуждать за тот случай в операционной. Доктор Ланг подтвердил, что вы осознали ошибку, а всему виной лишь молодость и исключительное чутьё, которое нельзя недооценивать. Полагаю, комиссия будет в восторге.

Вызванное тоном и словами облегчение оказалось столь же мимолётным, как первый октябрьский снег. Понимание навалилось резко и неожиданно. Чутьё? Осознание ошибки? Что? Это же какую чушь наплёл в отчете Энтони Ланг, раз комиссия будет в восторге? Главный хирург повредился рассудком на почве беспробудного пьянства? Перед глазами всплыло перекошенное от бешенства лицо наставника, с которым тот вышвырнул её из операционной, и Рене передёрнуло.

– Но…

– Так же ваш наставник отметил успехи в теоретической подготовке и выразил искреннюю надежду на дальнейшее усердие.