И солнце взойдет. Он

Странно, до этой минуты Рене не замечала, как звучит её мир. А ведь там что-то было. Звуки. Шум. Голоса. Рене попыталась их вспомнить. Сверху донизу перевернула дырявую память, но ничего не нашла и нахмурилась – мысли спутались. Слиплись, словно растаявшие на солнце конфеты, забились между извилинами, отчего отлаженный тысячелетиями эволюции механизм перегрелся и забуксовал. Рене пошатнулась. Она вдруг поняла, как же устала. Силы уходили с такой удивительной скоростью, словно она была кораблем, в брюхе которого образовалась пробоина. Ни залатать, ни починить, оставалось только идти с ней на дно. Но, наверное, так будет лучше? Можно лечь, забыть обо всём и просто уснуть. Да. Рене в блаженстве вздохнула, а по телу разлилось безразличное ко всем тревогам спокойствие. Сон наступал. Она уже почти в него провалилась, когда её вдруг встряхнуло – пробило дрожью с головы до пальцев ног, отчего сердце едва не выскочило из груди. И в следующий миг мир вокруг внезапно взорвался одуряющим запахом, мелькающим белым светом и голосом:

– Ну, очнись же! Давай! – проорал кто-то в ухо, но Рене ни слова не поняла.

Что? Какой-то набор глупых звуков. Хотелось рассмеяться весёлой игре, но рот не слушался. Его словно зашили. Однако крик на какое-то время вернул сознание, и Рене застонала. Она попробовала пошевелиться, но это стало ошибкой. Тело мгновенно прошило болью, в ушах зазвенело, и за всем этим калейдоскопом чувств Рене едва не пропустила тихую просьбу.

– …Пожалуйста…

Это слово она поняла, но что от неё хотели – не знала. Рене попробовала было вспомнить начало или дослушать конец, но тут тело вновь содрогнулось. И, честное слово, она лишь чудом не заорала. Ей было больно. Больно! Это раздирающее ощущение пришло так неожиданно резко… так внезапно и без предупреждения, что мозг оказался к нему не готов. Господи! Рене не могла понять, где руки и ноги, потому что её словно порвало на части… На маленькие лоскуты, которые кто-то пытался сшить воедино прямо на живую. Она не знала, сколько в ней осталось нормального человека, а сколько превратилось в сплошную агонию. Голову давило шипастым обручем, а под кожу будто ввели миллиарды ядовитых иголок. От них жгло лицо, сводило спину, накатывала неконтролируемая тошнота.

В панике от навалившихся судорог Рене попыталась подняться, хотя даже не знала – лежит она или стоит, но не смогла. Рене просто не чувствовала своих рук… Ничего. Туловище конвульсивно дёрнулось, в висках оглушительно застучало, и показалось, что она сейчас упадёт, однако её подхватили. Наверное. Или что-то подобное, потому что вновь пошевелиться не вышло.

–Как тебя зовут?– И снова эта тихая просьба.

Рене не знала, как смогла разлепить зашитые губы, – наверное, с мясом оторвала одну от другой, и теперь там сплошное кровавое месиво, – но всё же пробормотала:

–Мне б-больно… б-б-больно… б-больно…

– Не шевелись! Нельзя… – Неожиданно ворвался в уши резкий приказ. Это был не тот голос, что мягко о чём-то нашептывал. Грубый и слишком злой, отчего Рене болезненно передёрнуло, когда рядом зазвучали незнакомые голоса на чужом языке. – Как тебя зовут?

Она снова не понимала, что происходит. Секунду назад перед глазами был радужный мир, который сулил такой долгожданный сон, а теперь темнота, редкие вспышки, ужас и холод. Рене вдруг так ясно его ощутила. Почти увидела, как он взбирался по коже и растекался сначала по капиллярам, потом по сосудам, венам и дальше в артерии. До самого сердца. И вдруг показалось, что она вот-вот умрёт – остынет, заледенеет. Мозг отчаянно завизжал, но Рене удалось лишь пробормотать без надежды, что переругивавшиеся голоса её услышат.

–Я з-з-зам’рз-зла…

–Ты понимаешь, где находишься?

–Х-хол'дно…

Говорить тоже оказалось невыносимо и почему-то ужасно трудно. Язык не слушался. Одеревенел, прилип к воспалённому нёбу и отдирался с такой мучительной судорогой, что Рене ошеломлённо затихла. Рядом кто-то шумно вздохнул, и опять зазвучали слова на незнакомом, смешном языке. Похоже, у неё что-то хотели узнать, задавали вопросы, но Рене казалось будто рядом общались волшебные гномы, а может быть, эльфы. Она нахмурилась, силясь понять, о чём же шла речь, однако добилась лишь новой вспышки в своей голове. Череп зазвенел и едва не лопнул, когда рядом кто-то визгливо затараторил.

Теперь было уже не смешно, хотелось кричать от треска разваливавшихся на части костей. Тело словно крошилось, растеклось в какую-то гниль и, наверное, уже прожгло под собой дыру, в которую Рене прямо сейчас медленно падала. Сознание почти съёжилось. Оставило за собой лишь щель, откуда по-прежнему доносились взволнованные разговоры, через которые она оказалась не в силах продраться – в ушах монотонно звенело.