И солнце взойдет. Он

В общем, о том, что в этой самой кровати провёл остаток ночи глава отделения хирургии теперь напоминал только запах. Энтони ушёл, а Рене даже не знала когда. Сейчас, час назад, а может быть, сразу, как перенес её замерзшее тело в постель. Хотя, нет. Сквозь ещё полусонные мысли проникли воспоминания о ровном дыхании у себя на макушке, о тяжёлой руке… а ещё об ужасно холодной ночи и трясущемся теле, которое провалялось бог знает сколько прямо на сырой мостовой. Как после всего у Ланга хватило сил встать и уйти? Да ещё так тихо собраться, чтобы не разбудить. И почему. И куда он вообще пошёл? Столько вопросов… Рене снова пошевелилась и только сейчас вдруг поняла, что по-прежнему целомудренно завёрнута в тот самый плед и лишь потом укрыта тёплым большим одеялом. Угол его был откинут, словно Энтони должен был вот-вот вернуться обратно в постель.

Из груди вырвался нервный вздох. Это были опасные мысли. Неверные. Вчера ей чётко указали на место в этой истории, так не надо всё портить глупой влюблённостью. Та, может быть, и пройдет, а вот дружба доктора Ланга то, о чём следовало хорошенько подумать и чем особенно стоило дорожить.

Рене нахмурилась и села, рассеянно оглядываясь по сторонам. Надо было решить, что делать с опозданием, а ещё на всякий случай проверить, куда исчез доктор Ланг. Хотя насчёт последнего закрадывались не самые приятные мысли. Но тут в глаза бросился стул, который оказался неожиданно придвинут вплотную к кровати, на нём обнаружился телефон, а под телефоном – клочок бумаги. Взяв в руки свой мобильный, Рене первым делом убедилась, что будильник отключен. Следующим изучению подлежал бумажный огрызок, где акварельным карандашом было нацарапано единственное слово: «Отгул». Оно протянулось с одного конца до другого, и Рене вглядывалась в него так долго, что изучила, наверное, вплоть до мельчайших подробностей. Например, она видела, где на третьей букве от непривычного нажима треснул, а затем отломился кончик хрупкого стержня. И где карандаш вдруг попал в мелкую выбоину на досках столешницы, отчего едва не порвал бумагу, так что Энтони пришлось передвинуть листок. Ещё было много чего. Твёрдый почерк – значит, руки уже не дрожали; от спешки оказался чуть смазан конец, но при этом виднелась твёрдая точка. Это значило, что спорить бессмысленно.

Откинувшись на подушки, Рене уставилась на полосы света и пробормотала в ответ на такую категоричную благодарность:

– Всегда пожалуйста, Тони.

Остаток утра прошёл в необычной и совершенно несвойственной для Рене лености. Выходные в её работе выпадали так редко, что она давно привыкла планировать их заранее. А потому неожиданно оказавшись вне графика, Рене растерялась и целый час в полудрёме валялась в постели. Вылезать из уютного убежища, где можно было бы окуклиться до весны, отчаянно не хотелось, но непонятная вибрация выдернула из тёплых видений. Первым делом Рене потянулась к собственному телефону, но тот молчал, пока до ушей совершенно явно доносился звук входящего звонка.

Когда звук повторился, Рене с сожалением сбросила с себя одеяло и осторожно коснулась деревянного пола. Жизнь в этом доме приучила сначала пробовать доски кончиком пальца, а уж потом ставить стопу. Но в этот раз можно было не осторожничать. Огромные квадраты солнечного света спустились со стен и теперь грели отполированные половицы. Где-то опять зазвонил телефон, и Рене огляделась.

Далеко идти не пришлось. Стоило ей встать, как она действительно заметила чужой мобильный, который валялся в углу, между ножкой кровати и комодом. Не удивительно, что его никто не заметил. Наверняка в утреннем полумраке Энтони думал только о том, как не переломать себе ноги в тесной квартирке, а не пересчитывал разбросанные после попойки вещи. Рене ухмыльнулась, подняла тоскливо дрожавший аппарат, а в следующий момент едва не запустила тот в стену.

Последние десять лет Рене старательно избегала любых злых эмоций. Она стремилась не спорить и не ссориться, не распускала и не поддерживала сплетни, пыталась во всем и во всех найти что-то хорошее – нечто, заслуживающее уважение или благодарности, – но в этот раз не смогла. С силой стиснув в ладони почти задохнувшийся от вибрации телефон, Рене медленно выдохнула, а потом зажмурилась. Хотелось нажать на кнопку ответа и едко спросить, в точности повторив интонацию Энтони:

– Лиззи? Да кто вообще такая Лиззи?!