И солнце взойдет. Он

То, что лежало на операционном столе, мало походило на человека. Разбитые вдребезги ноги, проткнутый насквозь живот, тело всё в мелких порезах от лопнувшего ветрового стекла. Говорят, машина трижды перевернулась. И чудо, что остались целы глаза, но руки… Их Рене заметила в первую очередь. Не дыру, вокруг которой зелёная ткань уже до черноты пропиталась сочившейся кровью, не сломанные ключицы, не гематомы, но неестественно вывернутые пальцы, откуда торчали мелкие кости вперемешку с мышцами и обрывками нервных волокон. Такие изломанные, словно по ним трижды ударили молотком. А потом её взгляд упал на лицо, и впервые стало так страшно, что захотелось сбежать. Броситься прочь из комнаты, вон из больницы… из города.

Рене почувствовала, как задрожали от волнения пальцы, и вдруг поняла – не забудет. Чем бы ни закончилась сегодняшняя операция, она не забудет ни пациента, ни свою панику, когда на одно лишь мгновение показалось, что на столе лежит Энтони. Распластанный и почти уничтоженный, с текущей из ран прямо на пол донорской кровью, которой хватило бы уже на пару новых людей. Худший кошмар наяву! И наверняка стоило бы задуматься, отчего это привиделось… Почему она вообще обозналась, но Рене шагнула к столу и попросила поправить лампу.

Видит бог, из миллиона тяжелых случаев Ланг невольно всучил в неопытные руки своего резидента самый невыносимый. И дело было не в серьезности ран, хотя от увиденного хотелось скрипеть зубами, просто отрешиться от померещившегося на секунду образа оказалось невероятно сложно. Рене бросала взгляд на негатоскоп, где чёрной полосой висели снимки с томографа, а сама видела краешек изогнутого слишком крупного носа, вздёрнутый вверх подбородок, острую линию челюсти. Даже волосы под тонкой полупрозрачной шапочкой казались такими же чёрными.

Это отвлекало. Иллюзия сбивала сердце с чёткого ритма, сводила судорогой пальцы, вынуждала решения спотыкаться на каждом шагу. Рене старалась не поднимать взгляд наверх, где стоял Энтони, боясь выдать испуг не за жизнь пациента, а за другую. Ту, которой сейчас совершенно ничего не угрожало. От этого внутри просыпалась обида – несправедливая, мелочная, глупая – на то, что Ланг оставил её здесь одну. Испуганную и растерянную.

Рене на секунду зажмурилась, а потом снова уставилась в открытое операционное поле. На самом деле она неправа. Энтони незримо присутствовал в каждом шве или надрезе. Он будто кукловод руководил их действиями, лишь иногда снисходя до громкой связи, но в остальном ему было достаточно острого взгляда в уставшие спины. Однако даже это никак не могло изменить того, что от яркого белого света уже начинало саднить глаза, а сам пациент теперь представлял собой одно сплошное пособие по хирургии.

Больница была хоть и лучшей, но всё-таки старой. Здесь слишком быстро делалось душно от работавшей аппаратуры, бестеневые лампы периодически заедали и не давали нужный угол, а стол оказался слишком высок для низкорослой Рене. Но ко всему можно привыкнуть, да и выбора, в общем-то, у неё не осталось. А потому одна песня в музыкальном центре сменяла другую, стрелки в часах на стене равнодушно отмерили пару часов, а затем ещё два, и было неясно, когда всё наконец-то закончится. Работы предстояло чудовищно много – Рене закрывала одну рану за другой, но провернувшийся в животе у бедняги металлический штырь задел слишком много. И где только тот взялся в закрытой машине? Или это была часть её корпуса?

В голову лезли ненужные мысли, пока руки привычно сшивали, прижигали и иногда резали. Рене на секунду оторвала взгляд от пациента и увидела сосредоточенное лицо Хелен. Медсестра тоже устала. По плечам пробежала волна мурашек, словно кто-то хотел ободряюще их коснуться, но Рене дёрнула головой, и ощущение исчезло. Мысли снова потекли в ритме мелодии из музыкального центра.

Забавно, но Энтони отдал ей всю команду. Лучших из лучших. Тех, с кем работал уже несколько лет. Но, что ещё удивительнее, ни у кого не возникло ни одного возражения, – доктор Ланг сказал, что так надо, значит, так надо. О да, в его работе споры часто могли закончиться слишком печально. Уж это Рене усвоила на отлично.

– Ортопеды ждут команды, – неожиданно раздался голос Фюрста, который успел обменяться с Энтони быстрым кивком.

В первый раз за всё это время главный анестезиолог оторвался от показателей своих мониторов и посмотрел на стоявшую напротив Рене. А она сосредоточенно искала источник нового кровотечения, и чем больше проходило времени, тем тревожнее становилось. Что-то было не так… Во время аварии было задето слишком много мелких сосудов, что сочли обязанностью непременно покровоточить, а ещё была искромсанная брюшная артерия. В общем, пол под ногами уже скользил и отвратительно хлюпал, повсюду валялись тампоны, не влезшие в мусорный бак, а алые вишенки на жёлтых хирургических тапочках давно скрылись под красными пятнами.