И солнце взойдет. Он

Маленький светловолосый Клоп был сыном улицы. Для зажиточной и добропорядочной Канады, точно волдырь в самом неудобном месте, который портил не только внешний вид, но и мешал жить. Парнишка играл в переходах метро, летом – на площади Пляс-Руаль, подворовывал на городском рынке и, в общем-то, был безобиден. Он мог с ходу подобрать любую мелодию и обожал цукаты, которыми его то и дело подкармливала Рене. Клоп зачастую влипал в самые нелепые истории, а больше всего на свете ценил свой инструмент. Он утверждал, что гитара досталась ему от отца. Рене же знала – он её… спер. Украл у такого же бродяги и теперь вкладывал в свою «прелесть» каждый заработанный цент. Покупал новые струны, ремонтировал деку, ставил колки и… На этом месте Рене обычно сдавалась, а потом расстроенно качала головой, пока искала штаны или тёплую полудетскую куртку среди вещей, принесённых неравнодушными жителями. Клоп был худ, анемичен и невероятно талантлив.

Так что, только увидев парнишку, который скалился из угла и прятал за спину от наступавших полицейских видавшую виды гитару, Рене сложила на груди руки и, перекрывая шум собравшейся толпы, спросила по-французски:

–Могу я узнать, что здесь происходит?

Она медленно оглядела кабинет и вздохнула. Рене слишком устала, чтобы разбираться, но, похоже, кроме неё попросту некому.

–Господа, это медицинский кабинет, а не поле для лакросса. Пожалуйста, покиньте помещение и оставьте меня с пациентом, как того требует закон.

–Он арестован, мисс,– гаркнул один из полицейских. –За грабёж.

–Вот же придурок,– прошипел невесть как очутившийся за её спиной старик Джон. –Говорили ведь… Йэх…

Рене бросила взгляд на ободранные в кровь руки Клопа и покачала головой. А тот смотрел на неё с такой надеждой, словно она не меньше, чем премьер-министр страны, и прямо сейчас придумает новый закон. Но чудес не бывает. Не говоря больше ни слова, Рене протиснулась сквозь толпу и подошла к мальчишке. Схватив с ближайшего стола простейший перевязочный материал, она кинула на пол сумку и прямо в верхней одежде уселась перед Клопом.

– Зачем? – задала Рене простой вопрос, из принципа переходя на английский который любая канадская полиция старательно игнорировала. А иногда могла за него даже оштрафовать.

– Зачем прибежал сюда? – насупился парень, но послушно протянул руку, повиновавшись требовательному взгляду.

– Нет. Зачем грабил. – Она тщательно вымывала из мелких порезов осколки и какие-то щепки. – Тебе нечего было есть?

– Нет, – огрызнулся Клоп, а когда на раны попал антисептик, оскалился, словно детёныш канадской росомахи. Ох, малыш. – Мне нужны были струны…

– Ты издеваешься! – зашипела ошеломлённая Рене, и Клоп даже отшатнулся от неожиданности, обиженно заморгав. – Ради куска нейлона решил опять поиграться с законом? Мик, тебе сколько лет?

Он нахмурился, услышав свое настоящее имя, но Рене не обратила внимания.

– А что мне было делать? Нет струн – нет денег, а нет денег – нет струн. И дека расшаталась…

– Но не воровством же, – она в отчаянии вздохнула. С такой примитивной логикой спорить было почти невозможно. – Думаешь, ребята не помогли бы?

–Вы там долго ещё?– прервал их нетерпеливый полицейский.

–Сколько потребуется,– процедила Рене с женевским акцентом и снова вернулась к бинтам. – Насколько тебя теперь посадят?

– Месяца два или три, а потом исправительные работы. Точнее прокурор уже скажет, – вздохнул Клоп и машинально погладил потрёпанную гитару. – Вы присмотрите за ней?

– За кем? – недоумённо спросила Рене. Но вместо ответа мальчишка протянул ей инструмент.

– Эти, – кивок в сторону старика Джона и сердитого Чуб-Чоба, – даже за своими штанами уследить не могут. А уж о ней и подавно забудут.

Рене растерянно отстранилась.

– Пожалуйста? – Это была та самая полупросьба-полувопрос, отказать в которой она не могла. А потому оставалось только вздохнуть.

– Хорошо, – тихо проговорила Рене. И от увиденного в голубых глазах облегчения захотелось порвать на клочки этот несправедливый мир.