И солнце взойдет. Он

Ключ от кабинета главы отделения вернулся к ней сразу. Утром второго дня Рене просто нашла тот на стопке бумаг внутри закрытого шкафчика. Каким образом Ланг умудрился вскрыть кодовый замок – звал ли великого взломщика Франса или трудился сам – она не знала. Только всё смотрела на мягко светившийся будто бы изнутри дурацкий цветок, который нёс в себе совершенно очевидную просьбу вернуться. В любой момент. Когда возникнет такое желание, если возникнет вообще. Энтони ненавязчиво намекал, что будет ждать. И зайдет ли Рене за советом, за книгой, за подписью или ещё какой глупостью, а может, по очень важной причине – он будет рад. Впрочем… И Рене шарахнула ногой по дверце ни в чём не повинного шкафчика… Всё это могло оказаться очередной игрой непонятно во что. Подарки не передаривают? Ну так выкинул бы, да дело с концом. К чему столько трудов? Почему бы просто не поговорить? Но нет. Энтони Ланг предпочитает играть в молчанку, где будет выигрывать тур за туром.

Вот даже на операциях у них теперь тихо. Только бренчала невнятная музыка, покуда доктор Ланг держал рот на замке, будто и правда зашил хирургическим швом. Но под маской было не видно, а в коридорах они почти не встречались. Нет, он отдавал все положенные для него команды, но с той же вероятностью где-то под халатом у него мог быть вшит диктофон. Энтони не видел границ в своих чудачествах, так почему бы не придумать новое? И кто знает, возможно, случай со статьей тоже был шуткой, а Рене всё неправильно поняла. Она вообще, похоже, весьма глуповата…

Ткнув кнопку первого этажа, Рене привалилась к одной из хромированных стенок лифта и уставилась в маленькое зеркало, где кто-то выцарапал имя «Хелена». Чуть наклонившись вперёд, она вгляделась в синяки под глазами и попробовала скорчить рожицу. Вышло уродливо, но дежурства не красили. Никого. Полтора суток без сна, и вот Рене приблизилась к эталонной бледности Ланга, который, кстати, побелел ещё больше и, похоже, скоро начнёт отражать весь солнечный свет. Прямо как выпавший накануне первый снежок. Тот тут же растаял, но Рене успела полюбоваться на припорошённые крыши и вьющийся над городом белёсый след, что поднимался из труб отопления. Теперь погода снова менялась и принесла вместо ясных, но холодных дней тучи да теплый туман. От этого голова Энтони словно сошла с ума, и даже сквозь несколько этажей чувствовались эманации его восхитительных болей. Рене терпела, каждый раз нервно сжимала пальцы в кулак и отворачивалась, стоило Лангу пройти где-нибудь рядом.

Выйдя из переливавшейся огнями больницы в темноту зимнего вечера, она чуть прищурилась от ярких бликов на мокром асфальте и вздрогнула, когда за спиной послышался голос.

– Если хочешь, можешь взять завтра отгул.

Рене оглянулась и увидела прислонившегося к мотоциклу доктора Ланга. Странно, ей казалось, он ушёл почти час назад, но, видимо, коварные планы требовали срочных коварных решений, чтобы не потерять ни грамма коварности. Отвернувшись, Рене пожала плечами.

– У нас внезапно закончились пациенты? А как же семь плановых операций? – Она достала перчатки и поморщилась от налетевшего промозглого ветра. С горы Мон-Руаль тянуло холодом, а у подножия уже собирался туман.

– Сегодня нанял троих… Поэтому пришлось срочно переделывать расписание.

Ах, вот и причина для столь долгой задержки.

– Тогда не буду добавлять лишних хлопот. Мои смены останутся без изменений.

Рене замолчала, не зная, стоит ли попрощаться или можно уйти просто так. Их разговор, кажется, не подразумевал продолжения. Ах, о чём она. Его вообще не должно было случиться.

– Как твои руки?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что она на мгновение растерялась. Однако попытка непонятной заботы или лживого интереса вызвали лишь раздражение, которое подстегнула усталость. Хотелось вытянуть гудящие после дежурства ноги, закрыть воспалённые от яркого света бестеневых ламп глаза и наконец хоть немного вздремнуть, чтобы потом не клевать носом, пока будет перевязывать и зашивать головы беспризорников. Смешно, но даже эти бродяги, воры и хулиганы были честнее, чем весь из себя образованный, такой талантливый Энтони Ланг. Тряхнув головой, Рене на секунду прикрыла глаза. Усталость. В ней говорит усталость.

Видимо, молчание вышло слишком долгим, потому что Энтони тихо спросил:

– Рене?

Натянув перчатки, она хмыкнула:

– Мои руки по-прежнему мои.

Снова повисло молчание, и она знала, в чём дело. Тяжёлый шипастый обруч, который прямо сейчас сдавливал голову Ланга, ощущался так явно, что Рене поморщилась. И оставалось только гадать, сколько собственной гордости проглотил Энтони, прежде чем выдавил из себя эти несколько слов:

– Рене… ты не могла бы…

Разумеется, первым порывом было дернуться в сторону напряжённо замершего у мотоцикла мужчины, но мгновение прошло, и Рене сжала руку в кулак.

– Ах, так вот к чему был интерес.

– Нет!

– Не могла бы, – отрезала она. – Доктор Ланг, у вас есть Дюссо и горячо любимые таблетки.

– Мне казалось, мы перешли на имена.

– Мне тоже много чего казалось. Но воображение – опасная штука.

– Так и будешь передразниваться?