И смех, и грех, и обученье

За обедом Платон не смог сесть к понравившимся ему девушкам.

Свободных мест было мало и те сами были вынуждены к кому-то подсесть.

Но Платон не отчаивался, так как прекрасно понимал, что это даже к лучшему. Необходимо было выждать паузу перед знакомством, чтобы не выглядеть навязчивым и сильно влюблённым.

Девушки таких ухажёров почему-то не любят.

Да и в случае продолжения разговора могли возникнуть варианты, мешающие ему в осуществлении такого важного для него теперь плана.

Однако настроение было приподнятое, и он надеялся, что вечером, после ужина, у него может быть возникнуть интересное продолжение.

Так весело начинался его второй день путешествия по Киеву.

С этим настроением Платон зашагал по новому маршруту, созерцая всё вокруг, радуясь увиденному, записывая всё новые и новые строчки.

Но особенно на него в этот момент произвело впечатление начало цветения каштанов – этого вечного символа Киева:

Стоят каштаны вдоль аллеи.
Кто их сажал – рук не жалели.
И время нужно, чтоб траву посеять,
И тополя. Уж не отклеить…

Как полетит их нежный пух,
То ты не будь, дружок, лопух.
Глаза ты закрывай скорей.
Не бойся пуха тополей…

Тут они стоят грядой
Вдоль дорог красивых.
А за ними чередой
Потянулись ивы.

А каштанов стройный ряд
Вдоль шоссе томится.
Словно вышли на парад.
Им бы распуститься.

Но неожиданно изменилась погода. Похолодало. Стало пасмурно и ветрено. Вскоре пошёл и мокрый снег, заметно укрывший собой всё вокруг.

Он был на ветках деревьев и кустов с их нежной листвой, и на траве, и на цветах. И только асфальту кое-где, на ветреных местах, удавалось остаться голым.

Наверно мы с собой привезли московскую погоду? – решил романтик.

И этот факт он тоже отразил в своих стихотворных записях:

Опять вдруг что-то холодает.
Наверно близится отъезд.
Природа то не понимает,
Что я не спрячусь ведь в подъезд…

Снег выпал, выпал белый снег.
Почти, как в сказке лёг.
Наверно был здесь снегопад.
И кто ему не рад?

Да, для Киева это было редкое событие.

Платон теперь словно на время возвратился домой, в московскую погоду.

Но уже к вечеру от былой белизны не осталось и следа.

Солнце нещадно нагревало серый асфальт и топило талые снега.

А начинающий поэт продолжал:

Университета тёмно-красный бок
Мелькнул, когда свернул за поворот.
Я вверх по улице подняться всё же смог.
И снова повернул за поворот…

С Владимирской свернул налево я,
И увидал большой собор Софийский.
Своею красотой он покорил меня,
Как клад какой-то древне-финикийский…

И голова от этого закружится порой.
Особенно, когда стоишь ты под горой,
И вверх ты смотришь, прелесть замечая,
От восхищения всё головой качая…

Лепной орнамент стен домов,
И парапет мостов длиннющих,
Как будто словно сто оков
Меня арестовать могущих…

С Владимирской горки поднялся наверх.
Увидел собор златоглавый.
Софийский стоит, как будто поверх
Его лишь закат лучезарный…

Архитектура здесь пленяет красотой,
Разнообразием всех форм и стилей.
Романский и готический, барокко и модерн –
Огромное количество фамилий…

И в золоте зелёных куполов соцветие,
И бело-бирюзовый цвет твоих оков.
Собор ты златоглавый и колонн созвездие.
Ты русский до низов, до самых до основ…

Софийский собор – первозданная Русь.
Я здесь трепещу и немного боюсь
Рукой прикоснуться ко фрескам твоим.
Тебя полюбил я и сделал своим…