И силуэт совиный

– Значит, так, Саша, – пояснил Лукич. – Ваше руководство узнало об утечке, узнало, что запись выступления отца Димитрия попала к журналистам. И тогда фанатики решились на крайние меры – физическое устранение митрополита Пафнутия. Минус в этом решении очевиден: рейтинг убитого архиерея резко поднимется, пойдут разговоры о его мученической кончине. Но зато за мёртвого и не проголосуют, а из оставшихся живых, кроме Даниила, никто особой поддержкой не пользуется. Опять же, победа Даниила окажется слегка подмоченной мокрым делом, – простите за каламбур. – Но главное – он всё-таки станет Патриархом и начнёт проводить нужную экстремистам церковную политику. Поэтому вас, вместе с двумя другими оболваненными фанатиками, послали в подмосковный посёлок. Вы шли на смерть и знали это. После убийства митрополита Пафнутия всем вам предписывалось принять яд, чтобы следствие не получило никаких ниточек к верхушке подполья. Да, знаю-знаю, самоубийство у вас, христиан, считается самым ужасным грехом. Но вам объяснили, что если на благо Церкви, то это уже не грех, а подвиг, что вы нынче же будете в раю. Как видим, православные экстремисты полностью заимствовали способы обработки сознания у исламских экстремистов. Что лишний раз наводит на мысль об общем тоталитарном знаменателе всех авраамических религий.

Он перевёл дыхание. Уселся на край стола. Пристально посмотрел на меня.

– Запоминайте, Саша, запоминайте. Всё это будете рассказывать и официальным следователям, и, главное, журналистам.

Я смерил его презрительным взглядом.

– С чего вдруг? Почему вы думаете, что я соглашусь на эту игру?

– Согласитесь, – увесисто сказал Иван Лукич. – Вы забыли об одном мелком обстоятельстве: о жене и о сыне.

Перед глазами у меня заплясали цветные точки, в ушах зашумело – и я бросился на Лукича. Придушу гада, и будь что будет…

А потом вдруг пол стремительно приблизился к моим глазам – и в носу стало больно и мокро. Не врал, значит, мой мучитель про тайский бокс.

17.

За окном было темно, в мозгах было темно, и только в глазах – светло: вместо табурета сюда принесли кресло с фиксаторами, и сейчас я сидел с пристёгнутыми руками и ногами. Настольная лампа Лукича светила мне в лицо. Не прожектор, как в гараже Пафнутия, но всё равно неприятно.

– А как иначе, если ты на людей кидаешься? – спокойно пояснил Лукич, в очередной раз перейдя на «ты». – Только-только начали нормально разговаривать, а ты психа включил. Ну я, конечно, понимаю, супружеские чувства, родительские… у самого двое охламонов растут. Но ты ж не я, ты христианин, ты должен, во-первых, постоянно пребывать в трезвении и контролировать свои эмоции, во-вторых, должен смиряться перед обстоятельствами, типа Божия воля… ну и в-третьих должен прощать врагов своих. Ты ж меня врагом считаешь, верно? – он наклонился и уставился мне в глаза.

Я промолчал.

– А зря, между прочим. Я тебе, Саша, зла не желаю. Видишь, даже наручники не надел, хотя по уставу и полагается, если арестованный ведёт себя агрессивно. Но лично мне ты симпатичен, и мне действительно неприятно, что так вот склалось. Ну не повезло тебе, что у тебя такой дедушка значимый… плюс наложилось на эти выборы дурацкие и ещё кое-чего. Попал ты, как говорится, на острие.

Он отошёл к столу, что-то принялся там искать, сходу не обнаружил и снова заглянул мне в лицо – уже с другой стороны.

– А вот, кстати, если б уломал деда на правильное обращение, за Пафнутия – все были бы живы-здоровы. Думаешь, нам такие методы в кайф? Но тут политика, Саша. Большая политика. Она, понимаешь, как асфальтовый каток: если уж попался, расплющит в блин.

– Кто? – выдавил я из разбитых губ. – Кто взорвал Деда?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Лукич. – Это не моя зона ответственности. Я взрывами не командую, я, так сказать, болтолог. Не в смысле положить болт, а в смысле болтать. Проводить, в смысле, работу с людьми. А кто взорвал… К дедушке ведь разные богомольцы ездили, так? Исповедаться у последнего старца – это ж круто! Я даже не в курсах, когда там заложили этот заряд. Может, год назад, может, больше. Главное, когда сигнал с пульта пошёл. А пошёл он, Саша, когда выяснилось, что ты и не думаешь снова к Деду в ноги кидаться и молить о спасении правнука. А совсем даже наоборот – связываешься с тёмными личностями, играешься в войнушку. Значит, на тебя надежды уже нет, значит, по-другому уже надо вопросы решать.

– Да уж, и правда с тёмными, – мрачно признал я. – Ваши сотрудники, конечно?