Фотографии родной моей мамы, Светы, от меня, конечно, не прятали. Уже лет с пяти я знал, как оно повернулось. Как я родился из мамы Светы, а она сильно-сильно заболела и Господь забрал её на небо, там ей не больно и она оттуда на меня смотрит и всё видит (в том числе и как я измазал кашей обеденный стол). Как папа Миша очень-очень расстроился, что мамы Светы здесь больше нет, и уехал работать далеко-далеко, на Север, где Полярное сияние, олени и Снежная королева.
Став постарше, я иногда долго рассматривал мамины фотографии, а потом гляделся в зеркало. Какое-то сходство, конечно, было – скулы у меня, к примеру, похожие, и губы. Зато нос и уши – как у Деда, а цвет глаз – как у бабы Маши.
Тогда, лет в двенадцать, я уже знал, как всё было на самом деле, без полярных сияний. Как мой папа Миша сильно поругался с Дедом в восемнадцать лет, как ему надоело всё это – сельская жизнь, церковь, молитвы по утрам и вечерам. Как он уехал в Нижний, поступил в педагогический университет, влюбился в однокурсницу Свету и на четвёртом курсе «зарегистрировал отношения». А мама Света оказалась из верующей семьи и потребовала венчаться, и папа Миша, не желая делать это в Нижнем, на виду у сокурсников и преподов, повёз её в Дроновку, к Деду. Они обвенчались, и маме Свете очень здесь понравилось, и Дед ей очень понравился, и она решила у него окормляться. И окормлялась – от Деда духовными наставлениями, от бабы Маши – капустными пирожками. Папе Мише всё это не очень нравилось, особенно идея мамы Светы после университета распределиться в сельскую школу, в Лобастово, в десяти километрах от Дроновки.
А потом появился я – сначала в качестве эмбриона, и врачи не рекомендовали ей рожать, потому что слабое сердце и пиелонефрит. Но мама Света поехала советоваться к Деду, и тот сказал ей: никаких абортов. Рожай, и Господь управит всё как надо.
Господь управил всё, как надо Ему – а не папе Мише. Сперва родился я, на следующий день умерла она. Папа Миша был в бешенстве, во всём обвинил Деда и (тут баба Маша высказывалась несколько туманно) даже вроде полез на него с кулаками. В общем, разорвал всяческие отношения. Но обрадовался, что родители берут меня к себе – только возни с младенцем ему и не хватало. Комната в общаге, госы, диплом, поиск работы… С работой ему, впрочем, повезло – причём даже не потребовалось ехать во владения Снежной королевы. Сперва устроился в нижегородский департамент образования, потом оброс полезными связями, защитил диссертацию, перебрался в Москву… «Вписался Миша в систему» – коротко резюмировал Дед.
– Что будем брать? – рыженькая лисичка-официанточка вклинилась в поток моих воспоминаний. Я заказал курицу с рисом и томатный сок. Однако… Уже две минуты третьего. Не ради же варёной курицы я время здесь трачу!
Кстати, весьма неплоха оказалось курица. Именно курица, а не умерший своей смертью петух-долгожитель, как можно было ожидать от этой, назовём уж вещи своими именами, столовки.
– Не занято? – послышался густой баритон.
Мужчина был широк в плечах, слегка небрит, а волосы стягивал пучком. Пуховик свой он уверенно повесил на спинку противоположного стула и сейчас глядел на меня иронически.
– Занято, – хмуро сообщил я и подвёл итог остаткам курицы.
– Так для меня ж и занято, Сань, – сообщил он и уселся на стул. – Девушка, – кликнул он официантку, – на минутку подойди, а? Значит, так: – распорядился он. – Салат «Победа», борщ украинский, тефтели с варёной картошкой, компот там какой-нибудь, на твой выбор.
Я вопросительно уставился.
– Дима, – отрекомендовался незнакомец. – От Валеры. Заждался, небось? Ну извини, в пробке я торчал, флаер-то с воскресенья ещё поломался, пришлось по старинке, на колёсах. Ну, как тебе эта забегаловка? На мой взгляд, бедненько, но чистенько. И кормят сносно, хотя и цены вздули. Зато не надо пухнуть в очередях, тут быстро всё…
Так он балагурил, пока официантка не выгрузила на столик его заказ. После этого сосредоточенно ел. И лишь допив компот, пристально взглянул на меня.