Красноармейцев оставили в городе якобы из-за недостатка обмундирования, а в обозе Демьянова лежали тюки полушубков и сапог. Следователь реввоентрибунала, характеризуя бегство Демьянова с компанией, говорил, что «они спасали Советскую власть в своем лице».
По оставленным в укоме делам 40 сельских и волостных ячеек РКП (б) повстанцы быстро выловили и уничтожили всех коммунистов.
Тобольск пал не 21 февраля, как это утверждает М. Богданов, и не «в начале 1921 года белогвардейско-кулацкие силы совершили контрреволютионный переворот в Тобольске», как доказывает И. Белимов, и не «20 февраля бандиты заняли Тобольск», как заверяли М. Беляшов и Тюменский губком РКП (б) в своем политотчете.
В ночь с 20-го на 21 февраля Демьянов бежал из города так шибко, что впервые остановился перевести дух лишь отмахав полсотни верст от Тобольска.
21 февраля в Тобольске правил созданный Коряковым временный городской Совет. И лишь днем 22 февраля без единого выстрела в город вошли крестьяне, предводительствуемые будущим начальником Тобольского гарнизона эсером В. М. Желтовским. (Тот самый Васька Желтовский, о котором говорила нам в детстве бабка).
Может быть, постыдное бегство – случайный эпизод в деяниях Демьянова и Хрусталева?
После появления в Тюмени, «оперативный штаб» Демьянова расформировали, самого Демьянова назначили командиром роты Тарской группы. Тот оскорбился столь низким назначением и сгинул куда-то на три дня, за что его объявили дезертиром.
Впоследствии Демьянов, Хрусталев, Медведев и Васильев предстали перед губревтрибуналом по обвинению в дезертирстве и шкурничестве.
И хотя на судебном разбирательстве преступные деяния Демьянова не отнесли к злонамеренным и оправдали его «за отсутствием состава преступления» (остальных приговорили к разным срокам заключения), с Демьянова не снимается вина за сдачу Тобольска, гибель многих коммунистов, разор, страдания и беды тоболяков.
Падение Тобольска – еще одно свидетельство растерянности губернских властей. Вместо того, чтоб готовиться к идеологическому и военному противостоянию назревающего восстания, губком делал все возможное, чтоб скрыть от Москвы и собственного актива истинное положение дел. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, губернские руководители равнодушно взирали на явные симптомы назревающей катастрофы, и не гасили, напротив, раздували и раздували занимающийся пожар.
На 1 февраля 1921 года в Тюменской губернии имелось 24 тысячи красноармейцев и 1452 бойца числились в коммунистическом полку. К ним следует добавить несколько сот милиционеров, бойцов отрядов ЧОНа, ЧК и продотрядов. Губернская партийная организация в то время насчитывала 7116 человек.
Как видите, силы внушительные. Если бы губком сызначалу взял курс на мирное урегулирование конфликта; пошел на прямой, открытый, честный разговор с крестьянами; для вооруженной борьбы своевременно отмобилизовал все свои боевые силы, поднял бы бойцов, а главное убедил в правоте своей линии; ему не пришлось бы впоследствии рвать на себе волосы, посылать панические телеграммы в ЦК и Правительство республики.
Член президиума губкома РКП (б), один из активнейших партийных работников губернии, А. Симаков, находясь во главе отряда, ведущего жестокие бои с повстанцами на Тобольском направлении, 21 марта 1921 года послал из Соминских юрт (Вагайский район) на имя Аггеева, Новоселова и Петрова следующую телеграмму:
«Считаю Вашей стороны тягчайшим преступлением то молчание, которое вы проявляете по отношению ко мне... Все вы вместе взятые мне отсюда с фронта (кажетесь) мертвыми мумиями без всякого движения... Ведь это и есть по-моему разумению разрушение Советской власти. Коммунисты гибнут и нуль внимания. Мы... в отчаянии говорим, что у нас в верхах не коммунисты, а контрреволюционеры. Удивляет и поражает та медлительность и спокойствие, с которым относятся к восстанию в тылу. Я уверен, что центру вы из-за своего самолюбия еще все рисуете в радужных красках. Наша же медлительность создает у бандитов уверенность в победе и увеличивает их силу. Действуйте решительнее и смелее… Что вы там стоите на Тюменско – Тобольском тракте около Ярково уже полтора месяца… Своим бездельем и медлительностью вы доводите нас до отчаянья. Всю ответственность за жертвы возлагаю на вас...»
В самый разгар восстания в Екатеринбург прибыл Троцкий. Его ждали и в Тюмени, надеялись, что предреввоенсовета, наркомвоенмор поможет руководителям губернии разобраться в обстановке, выработать правильные методы борьбы, помочь оружием и боеприпасами (в них ощущалась острая нужда).
Троцкий в Тюмени не показался. Правая рука Ленина, крестный отец концлагерей и заградотрядов, архитектор всероссийской казармы, в которую надлежало обратить Республику Советов, Лев Троцкий воспринял крестьянское восстание в Сибири, как желанный долгожданный повод пожечь, порубить, потоптать своевольного, дремучего сибирского мужика, накинуть на него большевистское ярмо, впрячь в колымагу военного коммунизма, раз и навсегда превратить в бессловесного, покорного, забитого раба.