И побольше флагов

Она нашла французскую волну – там какой-то литератор делился впечатлениями о своей поездке на линию Мажино. Анджела наполнила стакан, плеснув в него из стоявшей под боком бутылки. Ее недоверие к Франции в последнее время превратилось в манию, не дававшую ей спать по ночам и преследовавшую ее сны наяву – долгие томительные сны, порожденные барбитуратами, сны, лишенные всякой причудливости и фантастичности, сны совершенно правдоподобные и унылые, как и реальная жизнь, не сулившая ничего приятного. Теперь она часто говорила вслух сама с собой, остро ощущая свое одиночество, как одинокая старуха-нищенка, бредущая по улице с узлами, – вот она остановилась в дверях, присела на корточки, перебирает добытое за день барахло и что-то бормочет. Анджела не раз слышала бормотание таких старух вечерами в закоулках возле кинотеатров.

И она сказала себе громко, словно обращаясь к сидящему напротив на белой имперского стиля кушетке собеседнику: «Линия Мажино – линия Анджелы – обе линии уязвимы», – и засмеялась собственной шутке. Она все смеялась и смеялась до слез, пока не поняла, что уже не смеется, а плачет по-настоящему.

Потом она взяла себя в руки. Нет, так не годится. Лучше пойти в кино.

Питер Пастмастер этим вечером пригласил девушку на свидание. В синем мундире офицера конной гвардии и узких форменных брюках на каждый день он выглядел по-старомодному элегантным. Ужинали они в новом ресторане на Джермин-стрит.

Девушка его звалась леди Мэри Медоуз, вторая дочь лорда Гранчестера. В поисках невесты Питер ограничил поле деятельности, остановившись на трех кандидатурах – Молли Медоуз, дочери лорда Флинтшира, Саре и Бетти, дочери герцогини Стейлской. Так как жениться он собрался по причинам старомодно-династическим, то и избранницы его, по правилам старомодно-династических браков, должны были принадлежать к кругам вигской олигархии. Строго говоря, большой разницы между тремя претендентками он не видел и даже иногда обижал их, по рассеянности путая имена. Каждая из них не имела ни фунта лишнего веса, каждая обожала произведения мистера Эрнеста Хемингуэя, у каждой были собачки одинакового вида и сходных наклонностей. Каждая в свой черед обнаружила, что лучший способ привлечь Питера – это дать ему возможность беспрепятственно хвастать, рассказывая о былых своих беззакониях.

За ужином он всячески расписывал Молли время, когда Бэзил баллотировался в парламент, а он с Соней и Аластером хулиганили в его округе. Молли принужденно смеялась, слушая рассказ о том, как Соня запустила в мэра картофелиной.

– Некоторые газеты переврали факты, написав о том, что это была булочка.

– Как чудесно вы тогда проводили время! – мечтательно заметила леди Мэри.

– Это все в прошлом, с которым покончено, – строгим голосом объявил Питер.

– Неужели? А я все-таки надеюсь, что нет.

Питер взглянул на нее с внезапным интересом. Сара и Бетти отнеслись к этому рассказу, как если бы то была какая-нибудь байка о разбойниках с большой дороги – что-то бесконечно стародавнее, хотя и полное красочных подробностей.

После ужина они отправились в ближайший кинотеатр.

В вестибюле было темно, светился лишь слабый синеватый огонек кассы. Из темноты раздавался голос служителя:

– За три и шесть мест нет. За пять и девять – сколько угодно. За пять и девять – сюда, будьте любезны. И не загораживайте проход, пожалуйста.

Возле кассы происходила заминка. Какая-то женщина, тупо уставившись на синий огонек, твердила:

– Но я не хочу за пять и девять. Мне надо один билет за три и шесть пенсов.

– Нет за три и шесть. Только за пять и девять остались.

– Нет, вы не понимаете… Дело не в цене. За пять и девять места очень далеко. А я хочу сидеть близко, за три и шесть пенсов.

– Нет за три и шесть, – повторила девушка в освещенном синем светом окошечке. – Только за пять и девять.

– Ну, давайте, леди, решайтесь же! – повторил ожидавший своей очереди солдат.

– Она похожа на миссис Седрик Лайн, – сказала Молли.

– Боже! – воскликнул Питер. – Так это же Анджела! Что с ней такое?

Анджела успела купить билет и, отойдя от кассы, силилась прочесть в полумраке, что на нем написано, сварливо бормоча:

– Ведь говорила им, что это далеко… Когда далеко, я ничего не вижу. Я же просила за три и шесть…

Уткнувшись в билет, который держала у самых глаз, она не заметила ступеньки, споткнулась и опустилась на пол. Питер ринулся к ней:

– Анджела, все хорошо? Ты не ушиблась?

– Все отлично, – сидя на полу, отвечала Анджела. – Я вовсе не ушиблась. Большое спасибо.

– Вставай же, бога ради!

Анджела покосилась на него со своей ступеньки.

– Питер, – сказала она. – Я тебя не узнала. Слишком далеко эти места за пять и девять, чтобы кого-то разглядеть.

– Анджела, ну вставай же!

Он дал ей руку, желая помочь встать. Она ласково отвела руку.

– Как Марго? – любезно осведомилась она. – Я давно ее не видела. В последнее время я так занята. Нет, неправду говорю… Признаться, я не совсем здорова.

В полутьме стала собираться толпа. Из темноты послышался голос служителя:

– Что здесь происходит?

– Подними ее, дурачок, – сказала Молли Медоуз.