И нет этому конца

Теперь она уже не разбирала, где грязь, где сухо. Было слышно, как шлепали по лужам ее кирзовые сапоги. В нескольких метрах от него она вдруг поскользнулась, но не упала, а, с трудом удержав равновесие, одним махом преодолела оставшееся расстояние. Так и влетела к нему в объятия — вечно чужая зазнобушка!

Первый вопрос, конечно, о Юрке:

— Ну что там?

— Полный порядок. Передает привет.

— Я ужасно беспокоилась…

— Ну и зря!

— Знаешь, у нас только и говорят, как вам там достается.

— Как всегда, — пожал плечами Борис.

— За медикаментами?

— Разумеется. За чем же еще?

— Боречка, пошли быстрей! — заторопила она его. — А то можешь не успеть!

— Почему?

— Мы перебираемся на новое место!

— Куда?

— Не знаю… Куда-нибудь в тыл подальше. Боимся, что фрицы прорвутся…

Здесь и впрямь готовились к отъезду: на улице и во дворах стояли и грузились машины. Связисты сматывали провода. Из одного дома в другой перебегали озабоченные ординарцы.

Рая быстро шагала впереди, ведя Бориса за собой какими-то задворками. Наконец они вышли к длинному каменному сараю, около которого возвышалась гора пустых ящиков из-под медикаментов и стояли порожние бутыли.

У двери Рая протянула руку:

— Дай заявку.

Вошли в сарай. Рая решительным шагом направилась в дальний угол, откуда доносился мужской голос начальницы медсанбатовской аптеки Лиды Мухиной.

Лида была весьма заметной фигурой среди медиков корпуса. Огромная, с постоянно сердитым, и заспанным лицом, она производила на окружающих странное впечатление прежде всего своей суровостью. Было известно, что она закоренелая мужененавистница и всех до единого мужчин считает отпетыми негодяями. И соответственно вела себя. Поэтому Борис предоставил действовать Рае, а сам стушевался.

— Лидочка! — В голосе Раи зазвучала просительная, почти заискивающая нотка. — Вот тут приехали из сто тридцать первой. Им срочно нужны медикаменты.

— Раньше не могли прийти? — проворчала Лида. — У меня уже все упаковано.

— Лидунчик, но он же только что приехал!..

Прошла долгая минута, прежде чем Лида хмуро спросила:

— Заявка где?

— Вот! — протянула Рая.

Лида взяла листок, заглянула в него и молча шагнула к своему столу. Пристроилась на углу и пошла вычеркивать один медикамент за другим.

Борис рванулся к столу:

— Постойте, дайте посмотреть, что вы там вычеркиваете?

— Что надо, то и вычеркиваю, — огрызнулась Лида.

Борис и Рая склонились над столом, провожая взглядами каждый свирепый прочерк. Иногда Борис не выдерживал:

— А градусники зачем?

— А пирамидон зачем?

— А банки?

На это Лида отвечала:

— А затем, что они вам не нужны!

Закончив просматривать список, сказала санитару:

— Выдайте старшему лейтенанту перевязочные материалы!

Она и вправду оставила в заявке одни бинты и вату. Лишь то, что необходимо для перевязки раненых. Что ж, она права. Градусники и банки им сейчас без надобности. Так же как пирамидон. Как десятки других мирных лекарств. За неделю боев под Лауценом к ним, в медсанвзвод, не поступило ни одного больного. Зато число раненых растет с каждым днем.

Как стало известно, гитлеровцы перебросили сюда эсэсовскую танковую дивизию и еще какие-то части с Западного фронта и пытались любой ценой остановить наступление на этом участке. Конечно, если бы это было в начале боевой операции, фрицам бы задали такого жару, что они бы снова откатились к союзникам. А сейчас в бригаде Бориса после полутора месяцев боев осталось всего двадцать танков. Впрочем, для танковых частей это дело привычное: пока не подойдет новая матчасть, каждому приходится сражаться за троих!

Однако сегодня утром, когда Борис уезжал из бригады, положение было еще терпимым. Немцам не удалось сколько-нибудь продвинуться. Правда, в двух местах они слегка потеснили мотострелковый батальон Чепарина, но, судя по всему, не надолго. Заскочивший на минутку в медсанвзвод Юрка сообщил, что Чепарин дал слово Бате к вечеру вернуть утраченное.

Сказал Юрка и еще что-то важное. Но что, хоть убей, Борис не мог вспомнить. Он не совсем уверен, что речь шла о Рае. Скорее всего, нет. Последние дни Юрка почему-то избегал говорить о ней. Прощаясь, Борис не выдержал и спросил: «Привет передавать?» И Юрка, смеясь, ответил: «Разумеется!» И было в этом ответе и в этом смехе что-то такое легковесное и бездумное, что Борис растерялся. Неужели Юрка охладел к ней? После того, что у них было?

Это в основном и вывело Бориса из равновесия. Всю дорогу он видел перед собой их лица: Юркино, красивое и живое, с его обычным, слегка насмешливым выражением, и Раино, с ее странными, постоянно меняющими цвет глазами.

И все же, как ни значительна была для Бориса эта новость, он ощущал нарастающее беспокойство оттого, что никак не может припомнить что-то еще важное и существенное, сказанное Юркой. Но это продолжалось с ним лишь до тех пор, пока он не увидел Раю, перебегавшую дорогу.

Сейчас все усилия он тратил на то, чтобы скрыть от Раи свою растерянность. Не дай бог, если она догадается, что Юрка остыл к ней, поймет это по его, Бориса, глазам, в которых нет-нет да и промелькнет радость!