И даже небо было нашим

— Надо прекратить, — повторил он.

— Ночью я поддалась панике, извини. Но теперь мне станет лучше, я уверена.

Берн покачал головой. На него обрушилась вселенная. Я смотрела на его веки, покрасневшие от бессонной ночи, на его щетину, на его тело, поникшее словно бы под тяжестью понесенного поражения.

После ужасов ночи голова у меня была ясная, а на душе спокойно. Возможно, мне снились какие-то сны, но сейчас от них остались только бессвязные обрывки. Я сказала:

— Проблема не в тебе. Мы оба это знаем, верно? Ведь у тебя это уже получалось.

Он отвернулся, чтобы не смотреть на меня. Но на секунду плечи у него напряглись.

— Есть другое решение. Но Санфеличе не хочет говорить об этом по телефону. Одевайся, поедем к нему.

— Я много лет сотрудничаю с этой клиникой, — сказал нам Санфеличе. — Она находится в Киеве. Вы там не были? Это чудесный город, где все невероятно дешево.

Он ждал, что мы откажемся.

Киев.

— Я и мой киевский коллега, доктор Федченко, видный специалист по проблемам бесплодия, берется за случаи, когда традиционные методы оплодотворения не срабатывают. А по состоянию на сегодняшний день могу вам сказать, что, несмотря на ваш юный возраст, мы имеем дело именно с таким случаем. Возможно, синьора страдает синдромом пустого фолликула. Явление весьма редкое, но не исключительное. Так или иначе, мы не можем быть в этом полностью уверены, поскольку вы, очевидно, не переносите стимуляцию яичников. Я прав?

Он пристально глядел на меня, как будто ждал опровержения, признания, что ночной приступ болей — это на нервной почве, что для этого не было реальных причин.

— Ну вот видите, — продолжал он. — Мы не можем позволить себе такой риск, как гиперстимуляция. Значит, остается только один вариант: гетерологическое оплодотворение.

— То есть ребенок будет не мой, — тихо сказала я.

Берн не понимал, о чем речь. Он поочередно смотрел то меня, то на Санфеличе. В последние недели он, в отличие от меня, не читал литературу об искусственном оплодотворении. В нем еще жила иллюзия, будто все принятые меры имели целью лишь ускорить то, что так или иначе должно было произойти. Будто препараты, которые мне прописывали, были такими же безобидными, как витамины, которые принимал он сам.

— Что за глупости, Тереза, — с укором произнес доктор. — Вначале такая чушь лезет в голову всем. Вы знаете, сколько детей из тех, что вы видите вокруг, были зачаты этим способом? Спросите у матерей, их ли это дети! — Он наклонился ко мне. — Мать ребенка — это та, кто носит его в утробе, рожает его и растит. Знаете, что показали новейшие научные изыскания? Обратимся к исследованиям американских ученых, опубликованным в журнале «Ланцет». Они доказали, что беременная передает зародышу невообразимое количество своих характеристик, даже если у нее с ним нет общего генофонда. Невообразимое количество.

— А почему у нее с ним не должно быть общего генофонда? — растерянно спросил Берн.

Ни Санфеличе, ни я ему не ответили. У меня в голове вертелось это слово — «беременная».

— Знаете, что бывает потом? Годы спустя женщины приходят ко мне и говорят: доктор, мой ребенок похож на меня. Он больше похож на меня, чем на своего отца. Я их спрашиваю: вы удивлены? Разве я не обещал вам, что так будет? Мы не выбираем донорами яйцеклетки кого попало. Мы соблюдаем все основные параметры: рост, цвет глаз, цвет волос. Предположительно вы с этой девушкой будете похожи как близнецы, хотя никогда не увидите друг друга. А если вы захотите, чтобы ваш ребенок был рыжеволосым или очень высоким, мы подберем соответствующего донора. Одна из моих пациенток непременно хотела, чтобы ее дочь была мулаткой — и мы выполнили эту просьбу. Видели бы вы эту прелестную малышку цвета кофе с молоком. Она уже ходит в школу.

Так выбирают товары по каталогу, подумала я. Вот это действительно было невообразимо.

Санфеличе повернулся к Берну:

— Надо сказать, украинки — просто загляденье! Услышав о них, все сразу представляют себе русских — и ошибаются. У них нет типично славянских черт лица, они больше похожи на нас. От них рождаются чудесные дети. Вот, посмотрите.

Он вывел на экран компьютера фотографии: дети разного возраста в домашней обстановке, на дне рождения, в ванночке, семи- или восьмилетний мальчик в костюме футболиста. Я отвела глаза от монитора, а Берн досмотрел до конца.

Затем доктор откинулся на спинку стула в ожидании вопросов. Но мы оба были слишком потрясены, чтобы говорить, так что пришлось ему самому прервать молчание:

— Надеюсь, мы не столкнемся с проблемой религиозного свойства. Хотя даже и в этом случае я смогу выдвинуть самые веские аргументы. В клинику Федченко приезжают лечиться ортодоксальные евреи из Израиля — так что сами понимаете. Среди пациентов есть и мусульмане. Вы не представляете, какие у них там проблемы с оплодотворением.

— Это противозаконно? — спросила я.

Санфеличе недовольно поморщился.