И даже небо было нашим

В сентябре Козимо на своем пикапе приехал на ферму. Он вытащил из машины две канистры с какой-то светлой жидкостью и поставил на цементное покрытие двора. Берн предложил ему сесть, после чего — выпить вина. В принципе они хорошо относились друг к другу, но в общении проявляли сдержанность, как будто взаимной симпатии было недостаточно, чтобы зачеркнуть воспоминания об их первой встрече, о погоне, о камне, которым вслепую швырнул в Берна и его друзей мой отец.

Козимо отказался от вина.

— Я привез вам диметоат. После такого лета будет нашествие насекомых. А у вас на деревьях возле ограды некоторые оливки уже червивые.

— Очень любезно с вашей стороны, — произнес Данко, вставая, — только вы можете забрать эти канистры. Нам они ни к чему.

— Вы что, уже успели все обработать? — опешил Козимо.

Данко скрестил на груди руки:

— Нет, синьор. Мы не опрыскиваем наши оливы диметоатом. Мы здесь вообще не применяем инсектициды. Так же, как и дефолианты и любые другие средства фитофармации.

Козимо был в недоумении.

— Но если вы не будете применять диметоат, вредители съедят у вас все оливки. А потом возьмутся за мои. Уверяю вас, он не влияет на вкус масла.

Я не помнила, чтобы Козимо говорил «вы» кому бы то ни было, кроме моей матери. Не пытаясь больше скрыть свою растерянность, он добавил:

— Все применяют его против вредителей.

Очевидно, Берн, как и я, почувствовал возникшую неловкость: он быстро подошел к Козимо, взял канистры за ручки, поднял их и сказал:

— Спасибо, что подумал о нас.

Но приказ Данко пригвоздил его к месту:

— Поставь их обратно, Берн. Я не хочу, чтобы эта гадость попала в наш дом.

Берн посмотрел в глаза Данко, словно желая сказать: это я просто из вежливости, мы только внесем их в дом, а пользоваться не будем, — но Данко не смягчился. Тогда Берн поставил канистры на цемент и пробормотал:

— Все равно спасибо.

Козимо был глубоко оскорблен. Мужчину его возраста, крестьянина с седыми волосами и отвердевшей, как у крокодила, кожей, унизила кучка нахальных сопляков. Коринна старательно чистила ногти, а Джулиана снова и снова щелкала зажигалкой, и из ее кулака вылетали крохотные искры.

— Подожди, я помогу, — сказал Берн, снова нагибаясь, чтобы поднять канистры, но Козимо резким движением остановил его.

— Сам справлюсь, — сказал он.

Поставив канистры в машину, он сел за руль, развернулся, разбрызгивая грязь из-под колес, и уехал, по пути успев бросить на меня — только на меня одну — полный упрека взгляд.

— Не надо было с ним так, — сказала я, когда Козимо был уже далеко.

— А ты хотела бы заправить салат маслом с примесью диметоата? — сказал Данко. — В придачу к своим вкусовым качествам он еще и канцерогенный. Пусть выльет его в свой колодец! Пусть пьет его вместе со своей женой!

— Козимо просто хотел нам помочь.

— Ну так пусть Козимо попробует еще раз, может, вторая попытка будет удачнее, — весело сказал Данко.

Он ожидал, что его поддержат, но одна только Джулиана слабо улыбнулась в ответ. Тогда он опять стал серьезным.

— Они со своими представлениями о сельском хозяйстве отстали на сто лет. Если бы в супермаркетах еще продавался ДДТ, они были бы не прочь им воспользоваться. Готовы загадить своей химической отравой что угодно, лишь бы избавить себя от проблем. Они не в курсе, что входит в состав этих средств. Видали его физиономию, когда я произнес «фитофармация»? Он даже слова этого никогда не слышал!

— Так что нам делать с вредителями? — спросил Томмазо. Он подошел к ближайшему дереву, сорвал гроздь еще незрелых плодов и бросил на стол. — В них уже завелись личинки.

Данко ощупал оливки.

— Тут поможет смесь меда с уксусом, в соотношении один к десяти, — сказал он. — В выращивании земледельческой биопродукции она применяется уже не один год. Запах меда привлекает насекомых, а уксус их убивает. Ловушка, одним словом.

В тот же день мы приступили к делу. Приготовили смесь, наполнили ею полсотни пластиковых бутылок и развесили их на деревьях, на разной высоте. Когда мы закончили, было такое впечатление, что сад украсили к празднику: в лучах заходящего солнца бутылки засияли, как фонарики.

После ужина Данко велел поскорее убрать со стола. Затем положил на стол квадратный кусок картона и поставил полупустую банку с белой краской.

— На, пиши. — И он сунул мне в руки кисть. — «Ферма. Земля, свободная от ядов».

Мы примотали эту табличку проволокой к решетчатым воротам ограды вместо прежней, на которой было написано: «Продается». Ей предстояло провисеть там много лет; надпись выгорала на солнце и блекла от дождя, с каждой сменой времени года она становилась все менее различимой, все более напыщенной, все более фальшивой.