И даже небо было нашим

Это был совсем молодой человек, гораздо моложе меня, полноватый, безобидный с виду. На ногах у него были стоптанные сандалии, на голове — пестрая шляпа-канотье, вся в пятнах пота. Лицо тоже было вспотевшее.

— Вы должны немедленно уйти, — повторила я. — Иначе я вызову полицию.

Но вместо того чтобы уйти, юноша словно бы осмелел. Он шагнул ко мне и нагнул голову, изобразив нечто вроде поклона.

— Я друг, — вполголоса произнес он.

— Друг? Чей друг?

— Друг Берна. Он меня…

Знаком я приказала ему молчать и следовать за мной. Мы направились к оливковой роще. Когда мы отошли достаточно далеко от дома, я засыпала его вопросами: кто он, откуда знает Берна, давно ли общался с ним; я была в таком смятении, что уже не помню, о чем именно его спрашивала.

Даниэле терпеливо отвечал мне, как будто заранее ожидал такой бурной реакции. Он сказал, что познакомился с Берном в лагере активистов в Ории полтора года назад, и с тех пор они не расставались. Он был с Берном и в ту ночь в «Замке сарацинов», но не видел, что там случилось с двумя полицейскими; когда после первых столкновений началась полная неразбериха, он и другие ребята разбежались.

Говоря все это, он старался не встречаться со мной взглядом. Он словно обращался к какому-то воображаемому предмету за моим правым плечом и время от времени вытирал взмокший лоб тыльной стороной ладони. Я спросила, сколько ему лет. Двадцать один год, ответил он.

— Мы можем отойти в тень? — спросил он в какой-то момент. Только тут я сообразила, что привела его на самый солнцепек, где даже земля была раскаленной, как будто боялась, что на каждом дереве спрятаны гроздья микрофонов.

Мы зашли в тень оливы. У него была легкая одышка. Я спросила, почему он так долго ждал, прежде чем прийти ко мне.

— Я был под домашним арестом, — сказал он. — Четыре месяца. Полиция заподозрила, что я — ответственный за арсенал только потому, что изучаю химию в университете. Но они не нашли никаких доказательств. К счастью, изучать химию пока еще не преступление.

— Это была правда?

— Что?

— Ты правда был ответственным за арсенал?

Мне самой стало смешно, когда я произносила это слово — «арсенал». Даниэле пожал плечами:

— Взрывчатка у нас была самая примитивная, такую любой смог бы изготовить. Достаточно заглянуть в инструкцию, в интернете их сколько хочешь.

Он осмотрелся кругом, щурясь, когда в поле зрения попадал дом; казалось, он искал что-то, скрытое от глаз за стеной деревьев. Потом вдруг резко обернулся.

— Фуд-форест — это там, верно?

— Откуда ты знаешь о фуд-форесте?

— Он часто говорил об этом месте. О ферме. Описывал ее в мельчайших подробностях. А вон там вы держали пчел, да? Там, где заросли.

Когда я услышала это слово, у меня закружилась голова.

— Да, это там.

— Я коплю деньги. Когда наберется достаточно, куплю себе участок земли. Если честно, я его уже нашел. Сейчас это просто развалины, но его можно привести в порядок. Он будет, как ферма.

— Хочешь увидеть фуд-форест?

Глаза у него зажглись.

— Отведешь меня туда?

Но когда мы с Даниэле проходили среди увядших от жары растений, отчаянно пытавшихся выжить летом, у меня создалось впечатление, что он уже побывал здесь. Вероятно, он самостоятельно искал фуд-форест, пока ждал, когда я выйду из дома.

— Ты что, никогда его не поливаешь? Не даешь ему ни капли воды?

— В последние дни — практически нет. От силы два раза в неделю — иначе ему не справиться.

Он стал на колени, чтобы разглядеть затейливое переплетение стеблей, которое образовали тесно растущие ароматические травы. И провел ладонью по этой спирали.

— Он в точности такой, как описывал Берн, — сказал он. — А можно увидеть сухую ванну?

— Ее больше нет. Я ее разобрала.

На его лице отразилось нескрываемое разочарование. Берн отреагировал бы так же, подумала я.

— Вечерами он читал нам книгу Фукуоки, — сказал Даниэле.

— Данко прямо одержим этой книгой, — сказала я.

— Данко? При чем тут Данко? Я говорю о Берне. Это Берн читал нам «Революцию одной соломинки». Это он знал все эти вещи. А Данко сидел и слушал вместе с нами.

Он склонил голову, как будто устыдившись.

— Я никогда не встречал таких людей. Для меня это стало глотком свежего воздуха.

С самого начала я хотела, но не позволяла себе задать ему этот вопрос, и вот наконец уступила искушению:

— А обо мне он говорил?

Даниэле покачал головой:

— Я не слышал. Я только из газеты узнал, что он женат.

Наступила пауза. Потом он сказал:

— Поедешь со мной в лагерь? Ребята будут рады с тобой познакомиться.

— Но ведь лагерь ликвидировали.

Даниэле улыбнулся:

— Лагерь нельзя ликвидировать. Он существует в виртуальном пространстве. Нас можно согнать с одного места, с другого, но мы не перестанем существовать. Это Берн нам объяснил.

— Где же сейчас ваш лагерь?

— Возле Триказе. В туфовом карьере.

— Туда ехать больше двух часов.

Он огляделся вокруг.

— У тебя есть занятие получше?

Его машина была покрыта пылью не только снаружи, но и внутри, на лобовом стекле — налипшая земля, так что дорогу сквозь него было почти не видно. Даниэле, наклонившись вперед, нервно сжимал руль левой рукой, а правой — переключатель скоростей.