Читаем И даже небо было нашим полностью

Было ли мне тяжело это слушать? Страдала ли я от ревности? Похоже, нет, не страдала — впервые за все время. Какая глупость это соперничество между Томмазо и мной. Как будто в человеческом сердце есть только одно вместилище и там должно хватить места только кому-то одному. Как будто сердце Берна не было лабиринтом, в извилинах которого он оставлял место для каждого из нас. Но понимание этого пришло слишком поздно.

— Рассказывай дальше, — сказала я.

— В квартире в Таранто было столько шкафов, что моя одежда и одежда Коринны не заполнили их даже наполовину. Целый месяц мы только и делали, что покупали. Она дожидалась моего возвращения из «Замка сарацинов». Затем мы с ней переходили разводной мост и гуляли по центру Таранто до закрытия магазинов. Мы покупали не только детские вещи, но также одежду для нее и для меня, а еще бытовую технику. Блендер, тостер, машинку для приготовления йогурта, машинку для попкорна. За все расплачивалась Коринна своей новенькой кредитной картой. Я представить себе не мог, что помимо квартиры и машины отец обеспечил ее еще и крупным счетом в банке. Каждый вечер мы возвращались с пакетами, которые нес я один: живот у Коринны заметно увеличился. Мы стали совсем другими, настолько, что в первый момент и узнать нельзя было. В наших разговорах никогда не упоминались ни ферма, ни вы с Берном. Сидя напротив друг друга за белым столом в центре кухни, среди вороха покупок, которые у нас не хватало сил сразу разложить и расставить по местам, еще не освоившись в этой слишком просторной и светлой квартире, мы говорили о будущем. Нельзя сказать, что я был несчастен. Мы с ней могли больше не следовать принципам, которые предписал нам Данко и в которые мы, возможно, никогда по-настоящему не верили. К тому же я, спустя столько лет, вернулся в хаос большого города. Ведь я все же вырос среди высоких домов. Приятно было видеть Коринну сияющей от счастья, веселой, озорной, какой она никогда не была на ферме. Мы выбирали имя девочке и постепенно привыкли называть ее Адой. С каждым днем она становилась все более реальной.

— Да нет же. Все это неправда, — оборвал себя Томмазо. — Сейчас в его голосе было какое-то непонятное отчаяние. — Я разрывался пополам. Вот что со мной было.

— То есть ты принадлежал и ферме, и твоему новому дому в Таранто? Ты это имеешь в виду?

Меня раздражала его манера изъясняться, становившаяся все более и более туманной. Это от усталости, говорила я себе, от усталости и от всего того вина, которое он выпил.

— Я имею в виду, что принадлежал Коринне и Берну.

— Коринне и Берну, если тебе так больше нравится.

Он рассмеялся, сначала от души, потом смех его стал злым и истеричным.

— Тише, а то Аду разбудишь.

— Не совсем так, — сказал он, все еще судорожно хихикая. — Не совсем так. Я принадлежал Берну — и точка. Вот что я на самом деле имею в виду. Но в то время я не мог разобраться в себе. Ты сердишься на меня за то, что я говорю об этом?

— Нисколько не сержусь.

— Неправда, сердишься. Можно понять: у тебя на это полное право. Но сейчас мы с тобой здесь, заперты в этой комнате, как единственные выжившие при взрыве, так что можешь сказать все как есть.

— Продолжай, пожалуйста.

Томмазо потер лоб, словно освобождая место для других мыслей.

— Ладно. Сотри из памяти последние часы или последние три минуты. Всю последнюю часть моих показаний. Сотрите ее, ваша честь!

И снова небольшой приступ того же истеричного смеха.

— В сущности, именно это я тогда и делал. Пытался стереть. Утром, когда меня будили крики чаек в порту, а рядом лежала спящая Коринна, я говорил себе: сотри то, что сейчас у тебя в голове, доверься череде повседневных дел, к которым приступишь сейчас, — и увидишь, тебе полегчает. И так всю оставшуюся жизнь, каждый день, начиная с этой самой минуты — и до конца. Потому что… ладно, сейчас уже можно это сказать. Больше нет смысла скрывать что бы то ни было. Глядя во все глаза на беременную Коринну, я считал недели, оставшиеся до родов. Когда их оставалось пять, я говорил себе: еще пять недель, и я должен буду придумать другой способ. Не понимаешь, о чем я? О сексе, вот о чем. В этом плане между мной и Коринной никогда не было мира и согласия. Мы бы с ней жили душа в душу, если бы не эта деталь, хотя для двоих секс — не такая уж мелочь, верно? То-то и оно. А знаешь, что еще? Я проводил много времени, пытаясь представить себе, как это происходит у вас с Берном. Знаю, это ужасно. Но так уж получилось у нас с тобой. Сегодня, в эту рождественскую ночь. Всю правду и ничего, кроме правды, Тереза. Разобьем все вдребезги и увидим, что будет. Я представлял себе, как это происходит у вас с Берном, без каких-то нездоровых подробностей, не в этом была суть, хоть иногда я и заходил дальше, чем надо бы. Главное, к чему я стремился, чего мне недоставало, это чувство, которое испытываешь, когда весь безраздельно отдаешься сладостному влечению. Думаю, нечто подобное испытывал Чезаре, когда подглядывал за вами в зарослях.

Перейти на страницу:

Похожие книги