— Мисс Конелл, вы, кажется, еще не встречались с Кеном Оягавой, — представил он. Я
улыбнулась этому человеку, но полюбезничать Картер не позволил — открыл дверь и
буквально выволок на улицу.
До самого конца конференции мы почти не разговаривали. Даже о том, что Такаши так
ничего и не сказал по поводу места Бабочек. Я была уверена, что холодная война была бы
нарушена, если бы Картер что-то знал. Сказал бы, что я идиотка. Или сказал бы, что я идиотка,
которая чудом не провалилась.
В самолете я потребовала у стюардессы плед, у Картера — снотворное, и, получив все
блага этого мира, завалилась спать. В результате в Сидней я прилетела выспавшейся и почти
довольной. Но не Картер, конечно. Пока следующие сутки он отсыпался, я тайком
подглядывала за ним с порога спальни. Он спал и хмурился. Может, от боли. А, может, просто
потому что мрачность уже вросла в него корнями. Ну, до чего же противоречивый человек!
На вторые сутки после прилета я приготовила себе кофе и тосты, намазала их джемом,
напевая себе под нос что-то из родного кантри, и взяла в руки газету. У меня нет привычки их
читать, но Шон это дело любит, и я решила просто положить ее на стол. Однако тот день был
исключением, потому что я так к ней и приклеилась. Даже руки задрожали.
«Объявлена новая Бабочка Монацелли. Ставленником Такаши Мияки был назван Кен
Оягава…»
То, что я в этот момент почувствовала, было не передать словами. И хотя я не имела на то
никаких прав, у меня по щекам потекли слезы. Рваными движениями я сложила газету снова и,
позабыв о своем завтраке, поднялась со стула. Под магнитом с логотипом браузера Safari
оставила Шону записку, о том, что уехала на побережье, и стащила ключи от мазды.
Вернулась я только вечером. И настроение было просто великолепным. Вы скажете, что я
ненормальная. Столько усилий, столько нервов, и все тщетно. Но нет. За прошедший день я
поняла, что теперь, наконец, могу жить и дышать. Удавка, с которой я прожила последние
полгода, развязалась. Теперь снова можно было спать, вечерами смотреть глупые фильмы у
Роба и Мадлен, красить волосы хоть в платиновый блонд, пить с Керри, Аароном и Джеком
текилу… да просто жить жизнью обычной двадцатилетней студентки! Я словно очнулась от
транса. Лихорадочная спешка закончилась, и вне зависимости от результата я была этому рада.
ВСЕ.
Но на повестке дня был еще один вопрос. Шон. Уйти или остаться? Я выглянула в окошко
кухни и обнаружила, что он играет на заднем дворе с собакой. И вдруг захотелось остаться
здесь навечно, не приближаться к нему, ведь я знала, что он захочет отобрать у меня радость
детства. Что он мне предложит? Лекарство для амбиций? Секс? Множество обид? Я устала от
каждого из этих пунктов… Но прятки не являлись выходом.
— Ты видел? — спросила я с веранды.
— Да, — бросил он коротко. Даже не взглянул на меня. Я подумала, что на этом разговор
исчерпан, но внезапно Картер продолжил. — Я знал, насколько сильно японцы ценят свою
нацию, но надеялся, что Такаши другой. Он здорово упал в моих глазах.
— Думаешь, это что-то типа расизма?
— Нет, Конелл, что-то типа расизма только в Штатах. А японцы просто привыкли тянуть
друг друга и не доверять чужакам. Поверь, Такаши теперь станет национальным героем.
В этот момент на меня со счастливым лаем прыгнула Франсин. Я привычно поймала ее лапы,
чтобы не дать испачкать платье, и потрепала за ухом. А потому не спросила: что дальше будет
со мной? Я вдруг поняла, насколько сильно устала говорить об одном и том же. Я вошла в дом
и отправилась спать.
Глава 6. Вина
Домой я возвращаюсь с самым что ни на есть честным видом. А как иначе? Я ненадолго,
сказала я Брюсу и пропала на три часа. Самых потрясающих за последние несколько недель.
Да. Шону я солгала. Его отношение ко мне изменилось, и это заметно. Теперь он не так черств,
как раньше. Но я даже думать об этом не хочу. И не хочу понимать, почему он так поступает.
Привез меня в недостроенный офис бабочек, показал чертеж будущих помещений… Но не
ловушка ли это? Он ведь из тех, кто скажет что угодно, лишь бы добиться своего. Честные
методы? Я вас умоляю. А может, дело и не в нем, ведь тем, кто однажды уже потерял мое
доверие, заполучить его назад ой как непросто. И Шон Картер последний в очереди на возврат
моего доброго к нему отношения. От разочарования цокаю языком и открываю, наконец, дверь.
Первое, что я чувствую, — как в нос ударяет запах алкоголя. Уронив голову на стол,
заваленный салфетками с ромашками, спит Брюс. Рядом с ним пустая бутылка. Кажется, я
только что возненавидела ромашки. Сначала Италия. Затем зеленый цвет. Теперь ромашки. По
мере возникновения все новых и новых жизненных осложнений, розовый уютный мирок, в