i cf85044c3a33e6c4

комнаты с суперкомпьютером. О да, в том, что ты спишь с ректором, есть свои плюсы.

Например, можно поселиться в комнате с игрушкой стоимостью в несколько миллионов баксов

и выжить оттуда своего вроде как все еще научного руководителя. Да, вы правильно подумали,

с Робертом Клеггом мы так и не помирились. И я как раз об этом.

Примерно спустя месяц после скандала на паре, он, кипя от злости, влетел в двери моего

убежища и потребовал ответа на вопрос какого хрена я вообще столько времени делаю с

суперкомпьютером. А я предельно ядовито ответила:

— Живу в величии славы собственного любовника.

— Хватит выставлять меня последним козлом. Или вы с Мадлен сговорились?

— То есть ты пришел мне жаловаться на то, что из-за меня у вас с женой отношения

накалились?! — возмутилась я. — Выметайся.

— Ты, студентишка, выгоняешь меня?!

— Я же не просто студентишка, ты сам сказал. Я сплю с ректором, и это предоставляет

хренову тучу возможностей, которых я не заслуживаю! Но все-таки они у меня есть. Поэтому я

могу единолично сидеть за суперкомпьютером… или выгнать неугодного профессора

Клегггггггга.

— Да ты просто маленькая стерва!

— Иди отсюда.

— А я уже почти решился помириться…

— Иди отсюда!

И он ушел. А я, разумеется, расстроилась. Да, прощение — не моя сильная сторона, но это

не значит, что я спокойно воспринимаю подобные стычки. И потому я стала дожидаться обеда.

Почему? Потому что Роберт Клегг строго соблюдает режим. Это такой наказ Мадлен. И

вообще-то, полагаю, это работает, ведь Роб почти никогда не болеет. Единственный раз на моей

памяти — именно тот, когда у меня рука была обожжена. Закон подлости. Короче, это я к тому,

что точно знала, в какое время он будет в столовой. В общем, я заперла комнату, взяла ноутбук

Картера подмышку и направилась в кафетерий. Там я заказала кофе экспрессо с десятью

ложками сахара, чем немало удивила окружающих, и встала за спиной у одного — угадайте

которого — профессора. А затем начала медленно и осторожно выливать ему на голову все эту

гадкую липкую массу. Кафетерий замер в предвкушении.

И пока бедный Клегг не успел оклематься, я решила высказать все, что накопилось:

— Ты выставил мои вещи в коридор! А меня — жалкой неудачницей. Хотя мы оба знаем,

что это не так! Я просто пытаюсь стать лучше. И у меня получается. И никакая я не стерва.

Извинись еще раз и скажи, что ты осел, а я просто очаровашка!

Отплевавшись и стерев сахар с глаз платком, Клегг вдруг просто хмыкнул.

— Знаешь, Конелл, будь на моем месте любой другой преподаватель, тебя бы это не спасло.

Но так как это все-таки я, а наш ректор меня люто ненавидит…

— Роб! Да он вообще не при чем! Это между нами. Между мной и человеком, которого я

считала другом, и который меня унизил на глазах у всех знакомых, исходя из каких-то

профессиональных соображений. Ты не был мне только преподавателем, ты человек, который

слышал, как я плачу, помогал и поддерживал. Если ты хотел оставаться ТОЛЬКО

преподавателем, зачем ты мне это позволял?! Или, может, для тебя это вроде бальзама, ведь я

жалуюсь на твоего злейшего врага. Может, тебе нравится собирать доказательства скотства

Шона? Потому что я не понимаю, за что ты со мной так жестоко. Да, я написала статью, да, без

тебя. Ладно, я гадкая и противная, но ты вышвырнул мои вещи на глазах у всего университета.

И это было так гадко, что когда я обожгла руку, тайком приезжала к твоей жене на перевязку,

пока ты ходил в супермаркет. Я, точно воришка, пробиралась в вашу с Мадлен квартиру.

Интересно, она бы засунула меня в шкаф, если бы ты вдруг вернулся? Вот до чего ты нас с ней

довел. Вот до чего довела нас ваша с Картером война. Хватит, Роб! Я устала перелезать через

пятиметровую стену непонимания между тобой и Шоном Картером. Я человек посторонний, я

не при чем! Вот почему я вылила тебе на голову чашку кофе. Тебе, не врагу парня, с которым я

живу, не научному руководителю, преподавателю или заведующему кафедрой, а именно

Роберту Клеггу, человеку, который позволял мне ночевать на диване в гостиной и говорил, что

веду я себя как дура. Наши отношения не были сугубо профессиональными никогда. Сначала

ты меня презирал, затем пожалел, и, наконец, подружился со мной. А потом подставил!

Гребаный предатель. — Я от избытка чувств даже ножкой топнула.

— Извини меня, — сказал он, наконец, уверенный, что прощу. А я не находила в себе сил

вот так сходу броситься с головой в дружбу с ним снова.

— Не могу. Не сейчас. Может, завтра.

И после этого я просто ушла. Но я простила. Роберт Клегг — человек уникальный. Я не

только простила ему его выходки, я о них забыла насовсем.

По итогам совместной работы мы с Шоном написали несколько статей, но до конференции

их бы опубликовать не успели. Однако мы постарались сделать так, чтобы Такаши на глаза они

попались — указали его в списках предпочитаемых рецензентов. Кстати сказать, когда спустя