тем же — тайно забавлялся происходящим.
— И розовый лак на клавиатуре у меня в кабинете тоже, наверное, кто-то из них разлил, —
буднично заметил Шон.
— Нет, это была мисс Адамс. Не так давно, помнится, ты на нее орал за неправильно
подготовленные бумаги… ну примерно так же, как на меня обычно. Не у всех, знаешь ли, такое
ангельское терпение, — сочувственно покачала я головой. — Она всего лишь не выдержала.
Шон фыркнул, выразительно глядя на мои ногти. Ага, видно, он хорошо запомнил цвет
лака на клавиатуре. Сравнил с маленькой батареей в моей комнате! Да ладно, я и не собиралась
притворяться, что каждый из нас не понимает, кто виноват.
— И оторванные пуговицы на моей рубашке, должно быть, не имеют к тебе ни малейшего
отношения.
— А, это мое, да. Ты порвал мне платье, я тебе — рубашку.
— Ах так, ну зашивай.
И швырнул ее мне в лицо.
— Еще чего. Я тебе не жена. — Я бросила ее обратно.
— Нет, Джоанна, ты порвала, ты и зашиваешь. Око за око, — и снова швырнул в меня
рубашкой.
— Ах, ты, значит, Картер справедливости захотел, — пропела я и без малейших угрызений
совести надорвала ткань. Ну конечно не по шву! — Помнится, я пуговичками не отделалась.
Око за око!
На этом терпение Шона лопнуло. Он зарычал, рванул ко мне, схватил в охапку и куда-то
потащил. После чего швырнул в ванную (полную уже воды, заметьте!). Я вынырнула, жадно
хватая ртом воздух, и вдруг мне на голову что-то полилось. Я перепугалась не на шутку.
— Что ты делаешь?! — завизжала я. МОИ ВОЛОСЫ — СВЯТОЕ. УБЬЮ, ДАЖЕ
ДВАЖДЫ НЕ ПОДУМАЮ!
— Крашу тебя и надеюсь.
— ЧТО?!
— Не что, а НА что. Надеюсь на то, что если избавить тебя от белых косм, то ты станешь
выглядеть чуточку меньшей дурой, и тогда Такаши решится взять тебя в команду. Проще
говоря, покрасишься в свой блонд до октября снова, и я отрежу твои патлы кухонными
ножницами!
— Краску разводят с окислителем, идиот! Я же облысею, ты этого добиваешься?! —
заорала я. Шон… прислушался и учел. В следующий момент мне на голову был вылит
флакончик перекиси водорода.
Дальше все происходило по следующему сценарию: я выла, а Шон ликовал. Однако очень
скоро первое поправило второе. После убийственного сочетания краски и перекиси, на моей
голове появилось оттенков пятнадцать каштанового. Сплошные пятнышки и крапинки. Как же
я из-за этого рыдала, сколько раз намазывала оттеночными шампунями голову. И выть у меня
получалось так скорбно, что Франсин не выдержала — присоединилась. Когда утром Шон
уходил в университет, он так врезал по кофемашине, что та чуть на пол не слетела. Под глазами
у него, к моему удовольствию, образовались не синяки — полноценные фингалы. Разумеется,
сама я выглядела еще хуже, чем Картер, и пошла я не на занятия, а в салон красоты!
Глава 2. Мадонна
Я захожу в университет. Здесь почти все по-старому. Де-жа-вю. Те же коридоры, тот же
стук моих каблучков. Будто ничто не поменялось. Иногда мне кажется, что Сидней — место,
где время заморожено. Здесь не меняются ни люди, ни здания, ни ритм. Я все это так любила и,
кажется, все еще люблю. Мое сердце щемит от счастья и предвкушения, когда я так привычно
иду к кафедре Клегга и так привычно поворачиваю голову, чтобы бросить взгляд на окна
приемной ректора. Кафедра там же, кабинет Шона там же, изменилась только я. Они — нет.
Толкаю дверь кафедры, и первое, что замечаю: больше она не скрипит. Пожалуй, смазанные
петли — чуть ли не единственное, что изменилось в здешних стенах! Ну, кроме перестановки
внутри кабинета, в результате которой пропал мой стол… А, кстати, какого черта? Мне бы он
не помешал!
Перевожу взгляд левее и вижу застывшего с открытым ртом Роберта Клегга. Ну, все ясно,
Картер бы с большим удовольствием сдох, чем предупредил своего визави о моем прибытии.
— Клегг! — запоздало начинаю визжать я. И только после этого он вздрагивает и, кажется,
начинает понимать, что я — не особо реалистичная галлюцинация!
— Конелл?! — хрипло и недоверчиво спрашивает он.
И мы бросаемся друг другу в объятия. Он меня так крепко обнимает, что, кажется, ребра
треснут. А новенькая секретарша, которая понятия не имеет, кто я такая, смотрит на нас со
смесью недоумения и неодобрения.
— Этот м***к мне даже не сказал! — жалуется Клегг, хватаясь за голову и окидывая меня
взглядом. В его глазах я вижу облегчение, ведь в последний раз, когда мы виделись — на моей
защите диплома, — я едва ходила!
— Роб… в топку Картера! — Я чуть не плачу от радости. — Как ты сам? Как Мадлен?
— По-старому. У нас все как обычно. Лучше скажи, какими судьбами в Сидней занесло
тебя!
— Я теперь здесь работаю. С тобой, на этой самой кафедре.
Он на глазах мрачнеет, но я знаю, что не из-за новостей. Просто он предположил самое
худшее.
— Картер? — спрашивает он лаконично.
— Нет, Господь с тобой!