К концу третьих сутки мы вышли к постоялому двору в предместье Дорогобужа. Место знакомое, отсюда мы всегда поворачивали на юг, к Елно.
Дали лошадям нормально отдохнуть, сами отогрелись. Нехорошо - не свои кони. У меня коренник староват - выдохся, у Ивашки левая пристяжная... нет показалось. Но левую переднюю она как-то неправильно ставит, бережёт. Ладно, дальше пойдём чуть полегче аллюром.
Кони притомились нешуточно, на глаз видно, как они в теле потеряли. Досталось и нам. Мне-то... "мышь белая, генномодифицированная". А вот Ивашке такая скачка тяжела. На облучке засыпает, вожжи из рук валятся. Я бы Сухана посадил, но его лошади... не любят.
Надо решать - как идти дальше. Хотя чего выдумывать? - Как давно уже сказал шакал Табаки: путь один - на север. "А мы уйдём на север! А мы уйдём на север!"... Мда... "И даже косточек его...". Чьих-то...
Среди ночи, в полупустом и ещё спящем постоялом дворе я поднял своих. Запрягали лошадей, распихивали по саням кладь, как вдруг влетел во двор верховой. Загнанный, хрипящий конь упал вместе со всадником. При свете факела увидел я отрока, который, превозмогая слёзы и боль в попорченной ноге, пересказал порученное:
-- Нематова хозяйка велела... К нам в усадьбу княжьи гридни пришли. За тобой идут.
Мне потребовалось время, чтобы вспомнить. Про боярина Немата, про его беременную холопку-хозяйку, его злобную сестру, монастырскую послушницу Варвару. Про "стаю воронья" - трёх монахинь в чёрном, в его дому, выбивающих из владельца разорённой, заложенной-перезаложенной вотчины - "сестрину долю". Про полный безысходной тоски вопрос этого Немата, прозвучавший в жару и тумане усадебной бани:
-- Где денег взять?
И мой энтузистический ответ:
-- Денег не надо - взять. Денег надо - не дать.
Парнишка сильно попортил ногу. Но сразу перестал стонать, когда, затащенный в угол конюшни, услышал мою команду:
-- Раздевайся.
Уж не знаю - что он слышал обо мне. Но прозвище "Зверь Лютый" - ему известно. Что подтверждается выставленным в мою сторону ножом и судорожным стремлением забиться в стену.
-- Давай-давай, скидавай. Подштанники твои не нужны. Меняемся верхней одеждой. Поедешь дальше бояричем. Ивашко отвезёт к нам в Рябиновку, у меня там знахарка - из самых на всю Русь лучших. И ногу подправит, и награду там получишь. Ивашко, давай-ка тройками поменяемся - у меня коренник выдохся совсем, а вот пристяжную - из моей тройки поставим.
-- Чего это? Не...
-- Смирно! Я те тебе дам "не"! У самого вон, глаза в мозги провалились! Кнутовища в руках удержать не можешь! Повезёшь мальчонку в Рябиновку. На ослабших конях. Не торопясь, но и не мешкая. Через полчаса здесь княжие будут. Они пойдут за твоей тройкой. Понял?
-- А... Эта... А ты?
-- А я - в другую сторону. Куда - не скажу. Чтобы у тебя и спрашивать нечего было. Ловцы за тобой погонятся. Пока поймают, пока вернуться... Давай миленький, давай дорогой. Иначе - из нас никому более не жить.
Переоделись, собрались, выкатились со двора.
Местные видели, как две тройки выскочили на лёд реки. В передней - отрок в богатой одежде, на второй... посыл прискакавший. Боярич, как и положено - в санях, на сиденьеце сидит - головой в бобровой шапке крутит. Гридень бородатый - у него в возчиках. А второй гридень в другие сани завалился, дрын какой-то себе под руку положил, мальчишку-оборвыша на облучок выпихнул. Видать, обломает-то дубинку об сопляка нерадивого.
Отъехав с полверсты тройки разделились - первая пошла к югу, на основной тракт, вторая понеслась дальше по Днепру, к востоку. О чём и было доложено через полчаса десятнику "сыскарей", ворвавшихся галопом на опустевший двор.