I

И продублировал бы, не раздайся сзади спокойный голос вошедшей следом бабушки Фали: «Слышь, Артемьич! Руки-то не отсохнут, детей обижать? Давай отхлещи меня,

что ли, давненько меня не охаживали флотские. Страсть, как люблю всё флотское!».

С этими словами она подошла и, полулегшись на стол, приподняла свою длинную юбку...

Раскрыв рот, удивлённый Герка наблюдал, как председатель постепенно становился малиновым, закашлялся, стал грозить пальцем, потом оглядевшись, попытался перекреститься (это он-то заядлый коммунист!), но его в момент как-то скрючило, и он опрометью выскочил на улицу. Позднее деревенские кумушки обсуждали, как Артемьич прорысив полдеревни, остановился и долго, потрясая кулаками, силился что-то сказать. Шедшие мимо бабы шарахались от него, как от прокажённого. После этого случая Герка председателя больше не видел, да и не вспоминал даже. Поговаривали, будто тот умом поехал не туда, поседел весь, еле доплёлся до дома да там и слёг, бедолага.

Ещё одного героя сельского хозяйства спалил колхозный зуд трудовой, и страна лишилась такого нужного и полезного члена общества.

Бабушку Фалю Герка любил, даже родную бабку Нюру не привечал так. Та жаловалась соседкам на невнимательность внука к родной бабушке, удивлялась привязанности

к этой ведьме – Фальке! Наушничала односельчанам о колдовстве, процветавшем всегда

в этой семейке. Пыталась и не единожды, это внушить и отцу Герки! Но тот, выслушав

в очередной раз бредятину, сплёвывал прилипший окурок в пыль, пробегал пальцами

по клавишам баяна и шёл себе далее, без всяких там дурацких мыслей! Да ещё при этом бывало запевал на полдеревни, озорную частушку: «О не соблюдавшей дозу мамане,

о самогоне и о стакане!». Герка до сих пор помнит его ладную, стройную фигуру,

с бугристыми мышцами под тельником, с этим баяном, со славой известного волокиты, весельчака и балагура!

– Да, любила тебя и оберегала бабка Фаля. Так и говорила: «Пока жива – никто Герку не обидит!» – доносилось словно сквозь вату.

Хана никогда не забудет её добрую улыбку, с ямочками на щеках, лукавый взгляд, морщинки-лучики на её лице, вот уж от кого ни слова плохого не слышал, ни замечания.

А ведь про неё, что только не болтали соседки, да и бабка родная не раз говаривала о

Фалькиных ведьминских повадках, но не верил Герка. Любил он бабушку Фалю, подарок её всегда носил, а как куда-то задевался оберег-то, так и начались беды в его жизни, покатились камнями обвальными с горы, да засыпали сроком тюремным. Оберег бабка Фаля самолично сорванцу на шею одела, велела не снимать, ну, кроме бани, конечно, чтобы шею не обжечь. В чёрном металлическом ободке, вставыш с виду простой

с дырочкой, наподобие куриного бога. Только камень этот весьма и весьма не простой оказался, он цвет менял! Правда, неярко, но Герка видел явственно, если всё нормально

– он тёмный, но если посветлел, жди проблем. Ни разу не обманул, и очень жаль,

не знает Герман, куда подевался амулет этот на кожаном шнурке.

Чел мягко зашёл на кухню, деликатно полакал воды, посидел, послушал родственницу, внимательно на неё поглядывая и так же незаметно удалился потеряв всякий интерес.

Елена свет Олеговна, кота, судя по всему, не заприметила. Чел умел быть невидимым. Герка встряхнулся, до него стала доходить суть разговора, вот и причина приезда выкатилась.

– Да! Вот так Антон и влип. Вот ждём суда, сидит бедняга, без вины виноватый! Следователь внаглую дело стряпает. Меня слушает, но не слышит!

– Так я-то чем могу? Что, в камере прессуют?

– Не знаю, одно свидание и разрешили только. Передачи и те через одну. Но чувствую, давят на него, крепко давят. Он хоть и с характером, но вряд ли долго выдержит... Женщина опустила голову и расплакалась. Хана терпеливо ждал. Он, конечно, сочувствовал родственнице, пусть и дальней, пусть и седьмой воде на киселе, но всё-таки не чужой. Встал, налил воды в стакан и замер...

– Куда съездить? К кому?

Герман искренне растерялся.

– Вы это серьёзно? Бабки Фали нет уж сколько лет. Там все связи порвались, ровесников, знакомых уже нет наверняка! Поймите, я ведь не бывал в тех краях, с тех пор как школу закончил.

– После Фали дом остался, там какая-то родственница поселилась. Я узнавала. Не сразу, правда, но ведь можно узнать. Вдруг ещё живёт там. Съезди, прошу тебя! Вдруг повезёт, найдёшь кого-нибудь из Фалиных. Не верю, что этот род затих, не тот случай!

– Да я никого из её родни и не знал. С чего вы взяли, что со мной разговаривать будут, даже, если и есть кому?

– Герман, помоги! На тебя последняя надежда... Фаля тебя любила, по оберегу её родня тебя узнает, да и некрещеный ты. Может, и помогут, если ты обратишься. Другим, конечно вряд ли...

Бедная женщина, вдруг стала заваливаться вбок со стула и хозяин еле успел

её подхватить. Дотащил до дивана, уложил и побежал за водой. Было не до политесов, побрызгал ей на лицо изрядно, но, видимо, так и надо было, бедняга пришла в себя.

– Лежите спокойно, Елена Олеговна. Не хватало мне здесь инфарктов всяких.

Герман нарочито подпустил суровости в голос.