i_166602c1f3223913

ночевал в ней накануне, забыл свои сапоги, потому что с утра ушел в

полуботинках, и чтобы я был так любезен и выдал их. Но я ответил, что он

не имеет нрава будить меня, не то я отказываюсь платить за ночлег. Тогда

портье за дверью сознался, что тот господин дал ему пять крон, чтобы он

принес ему сапоги, и умолял меня пожалеть его, портье, потому что у него

на руках большая семья, которую надо кормить, так что я в конце концов

выдал ему сапоги. Оказалось, что тот господин был купец из Кралове

Градеца, а жена его была из Неханице, и был он женат всего два месяца, а

теща его была в России. Она играла там на арфе и не вернулась на родину

даже во время войны, так что ее, может быть; посадили в России за

шпионаж… И вот так то, господин поручик, человек постоянно находится в

опасности, и если бы его не охранял его ангел хранитель, то с ним могли

бы случиться всякие неприятности; и, в особенности когда отправляешься

на чужбину, никогда никому не следует доверять. Я, например, отставной

солдат, а рисковал потерять в Нимбурке свою невинность. А то вот я еще

слышал…

Но тут Швейк остановился, заметив, что все офицеры спали сидя, словно их

заразил пример солдат, которые, прикорнув друг к другу, мирно

похрапывали возле потухающих костров. Дождь перестал, и с востока сквозь

деревья робко показались первые проблески наступающего дня; начало уже

немного светать, и листва деревьев ожила вдруг в таинственном топоте, которым природа приветствует утро. Швейка тоже одолевал сон; он снял с

себя гимнастерку и рубаху, штаны и кальсоны и стал держать все это над

горячими углями, чтобы оно скорее просохло. Его примеру последовал один

солдат, только что сменившийся с караула и тоже принявшийся сушить свои

вещи. Они стояли друг против друга по ту и другую сторону костра и

раздували жар под рубашками, которые топорщились, словно наполненные

газом воздушные, шары. Солдат довольным тоном промолвил: – Эх, хороший этот способ избавиться от вшей, братец ты мой! Сами то они

от огня согреются и отвалятся, а гниды обварятся и лопнут. И знаешь, братец ты мой, когда мы сегодня двинемся дальше, наши ребята будут полны

ими, точно маком посыпаны. Для вшей самое любезное дело, когда человек

промокнет, а потом пройдется как следует и вспотеет и солнце будет его

припекать, так что вся эта рвань на нем прожарится. Вот тогда вши в ней

выводятся, как цыплята, под наседкою. И все это, братец ты мой, от

грязи. Да и вся то война – одна только грязь! – Он разгладил швы на

своей гимнастерке и, выщелкивая оттуда корявым ногтем вшей, грустно

продолжал: – Если бы я был дома, я теперь отточил бы косу и пошел бы на

луг косить. Траву, братец ты мой, лучше всего косить по утру, когда

ночью был дождь или порядочно выпало росы, потому что тогда трава всего

мягче. А в такое утро на лугу так хорошо, что и не описать; с вечера

нальешь себе немножко водки или рома в фляжку, утром подкрепишься, и

коса так и поет в руках… А вот теперь мы тут с тобой уничтожаем вшей и

самих себя. Ну ка, скажи мне, братец ты мой: для чего мы воюем? Швейк

промолчал. Солдат полез рукой подмышки, потер себе грудь и внимательно

уставился на свои ноги.

– Тут они меня всего злее едят. Вот, гляди, как у меня от них, от

сволочей, все красно, – сказал он. Затем он оделся, лег, положил голову

на ранец, вытянул ноги к огню и проворчал: – Швейк, братец ты мой, на

что это, на что?… Ослы мы с тобой, братец, скотина серая, быдло…

Утром, когда солдаты мылись в лужах среди полусгнивших коряг и только

собирались побаловаться кофейком, на взмыленной лошади примчался

ординарец; он вручил капиталу какие то бумаги, повернул коня и ускакал.

Сагнер взглянул на приказ, обернулся к офицеру, и минуту спустя лагерь

огласился криками:

– Тревога! Тревога!

– Чорт бы вас побрал, обормотов! – орали взводные и капралы. – Наденете

вы амуницию или нет? Пошевеливайся, русские уже подходят! Шевелись, говорю, ребята! А то лезут в амуницию, словно упрямая кобыла в хомут!

Ну, живо!

Батальон выстраивался, проклятия и ругань висели в воздухе.

– Ведь этак можно с ума сойти! Неужели же нельзя кипятку скипятить? Ну

ка, давай сюда котелок на уголья, пожалуй, жару еще хватит! –раздавались голоса.

А какой то шутник во все горло крикнул: – Неприятель никогда не бывает так близко, чтобы я не успел приготовить

себе гуляш с паприкой.

Снова выслали вперед авангард, который выделил кадета Биглера в головной

дозор и установил связь на флангах. Затем двинулись обратно через лес, тем же путем, которым и пришли, но несколько правее.

На опушке леса они встретили автомобиль, в котором восседал офицер

генерального штаба; он приказал остановить батальон, подозвал к себе

офицеров и, беседуя с ними, так отчаянно размахивал руками над

разложенной перед ним картой местности, что солдаты единодушно решили: – Стало быть, мы опять заблудились! Гляди, братцы, как он их пушит за

то, что они наделали глупостей.

– Ну, нет, брат, тут как будто не то. Ребята, слышал ли кто нибудь

сегодня перестрелку? Нет, потому что с утра ведь не было ни одного

выстрела. Может быть, уже заключен мир, и он приехал нам сообщить, куда