А в следующую секунду бандит успевает в один рывок проскользнуть под решеткой, прежде чем она с грохотом опускается на землю. Проскользнуть, лишившись хвоста, громко взвыв от боли, но из последних сил бросившись вперед. Его видели. Его слишком много кто сейчас видел – и на пути у него уже стояли. Глаза заливала стекающая по морде кровь.
Своя, чужая – какая уже разница…?
Какая сейчас-то уже разница, когда ошибок и так было слишком много, а времени слишком мало, чтобы находить, с чего всё началось.
В сознании пульсировала одна лишь мысль – успеть. Он не представлял даже, что и как будет делать, когда и если успеет добраться до озера вовремя. Импровизировать на ходу: ведь теперь время на каждый ход сократилось до мгновений – и нет и секунды на размышления.
Чистые инстинкты, отточенные рефлексы – и оголенные артерии нервов. Ты уже на краю – и уже неважно, что тебя на него вытолкнуло: удержаться бы любой ценой. Удержаться и удержать её. Когда ты уже скользишь по нити над пропастью, и твое равновесие поддерживает лишь слабый ветер, поздно думать, как ты тут оказался.
Вдали виднелось озеро, заслоненное темным силуэтом, вставшим на пути. Хех… ещё один, да? Думаю, тебе понравится дышать распоротой грудью, раз ты так самонадеянно преградил мне дорогу…
…Сирена замолчала, оглядываясь на шум у городских ворот, отсюда так плохо видных из-за деревьев. Шок застрял в горле словами. Смутно видела она со стороны тёмного ещё западного горизонта некрупную фигуру Сларка, которого пытались окружить стражники. Тёмный силуэт, окруженный сейчас одновременно тенями и ветром.
Та, на которой остановилась она сейчас, замолкнув и вглядываясь вдаль…
И лишь Акаша, сидящая на крепостной стене, продолжала петь – и только её прекрасный, но с тем вместе режущий, будто кинжал, голос звучал сейчас в рассветных сумерках. Но никто кроме Сирены, казалось, даже не обратил внимания на её соло, тонущее в шуме схватки, в кровавой бане, устроенной на заре.
На рассвете, который для кого-то станет закатом.
Тебе расскажет историю тот Страж, что проводит души грешников в Андерскейп. Он помнит тех двоих преступников, связанных одной цепью – и до последнего сражавшихся за свою жизнь и жизнь друг друга.
Дьявол, рожденный в море, прорывался через сухой мир в брызгах крови, как скользя среди волн в брызгах соленой воды. Убивая любого, кто встанет на его пути – чтобы сохранить одну лишь жизнь, важную ему. Впервые за долгие годы он не думал о своей шкуре: и собственная жизнь казалась ему не стоящей ничего – как и те нити, что он так бездумно обрывал.
Хотя почему казалась? Ведь она такой и была всегда.
И так же закончилась, разменянная как пешка в шахматах. Как для него окружающие были лишь мишенями, жертвами для охоты, так для других он был всего лишь преступником, что заслуживал смерти за все свои грехи.
Ведь по разные стороны баррикад были одни и те же Живые, одинаково озлобленные и неспособные уже понять друг друга, утонувшие в обоюдной ненависти и мести.
Никто уже не помнил, с чего всё началось.
Лиралей вскинула голову на шум. Она стояла на самом краю «причала» – и в любой миг стражница, также на секунду отвлекшаяся, могла столкнуть её в воду. Руки связаны за спиной, к одной ноге уже привязан тяжелый камень: не выплыть.
Нет ни малейшего шанса, что Сларк успеет добраться до воды вовремя, нет надежды, что успеет вытащить её на поверхность, если всё же доберется – люди не способны столько времени дышать под водой.
Ей действительно хотелось плакать в этот миг, но все слезы уже давным-давно выветрились. Эти дни сделали её взрослее, сильнее, жестче. И пусть её первое убийство было давно, два года назад! Тот кошмар в лесу, когда жизнь отобрала у неё всё, швырнув на дно, – и эти дни с бандитом, «подобравшим» по дурости её, бездомного лисенка, обреченного на смерть, – действительно изменили лучницу…
- Похоже я убью сегодня вас обоих, - процедила стражница негромко.
…И в тихом смешке Лиралей уже не было прежней беззаботности. Лишь та же жесткая расчетливость, с которой они оба всегда убивали.
В поясницу над связанными руками уперлось лезвие глефы.