How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action

Привлечение когнитивной науки к разговору о сотрудничестве, как я полагаю, расширит наши возможности в понимании взаимодействия биологии и социального поведения человека. И это будет сделано таким образом, что поставит под сомнение утверждение эволюционных психологов о том, что социальность человека отражает инстинктивные предпочтения, связанные с заботой о другом. В качестве одного из примеров того, как новая психология может внести свой вклад в изучение сотрудничества, я привожу открытие того, что генетический состав играет менее определяющую роль в функционировании мозга, чем считалось ранее. Так, хотя способность к теории разума обусловлена биологической природой мозга обезьяны/человека, известно, что набор когнитивных способностей, которыми она обладает, расширяется благодаря опыту, что Питер Смит (1996: 354) называет "онтогенией навыков чтения мыслей". В этом случае специальные нейрокогнитивные механизмы, обеспечивающие основы социального интеллекта, могут быть усилены благодаря тому, что ученые-когнитивисты называют нейронной пластичностью и эпигенетическими процессами (взаимодействие генов и окружающей среды). Эти улучшения могут быть результатом опыта, полученного во время развития мозга или даже в зрелом возрасте, который формирует то, что называется "эпигеном". В качестве примера можно привести шимпанзе, которые в результате контакта с человеком и обучения демонстрируют улучшенные навыки обмана, притворной игры, слежения за взглядом и совместного внимания - все важные измерения способности к теории разума. Сесилия Хейс и Крис Фрит предполагают, что у людей навыки чтения мыслей имеют важный компонент обучения, который передается из поколения в поколение посредством вербальных инструкций (Heyes and Frith 2014).

Помимо пластичности мозга и гибкости поведения, новые исследования указывают на нейрофизиологическую основу сознательного принятия решений, которое становится возможным, в частности, благодаря функциональности префронтальной области коры головного мозга и связанных с ней нейрофизиологических структур. Психологам давно известно, что у людей правильно функционирующий неокортекс играет важнейшую роль в поддержании продуктивных социальных взаимодействий. Это происходит отчасти благодаря тому, что неокортекс служит исполнительной областью, способной контролировать некоторые из более примитивных функций "подкорковых" областей мозга, например, ограничивать возможность вспышек импульсивного поведения и (при нормальных условиях) не допускать преобладания эмоциональности над рациональностью. Я упоминаю "при нормальных" условиях, потому что в состоянии умственного истощения неокортекс может ослабить контроль, открывая дверь для более эмоционального состояния ума; в главе 11 я продолжу этот вывод, когда рассмотрю, как это взаимодействие неокортекса и нижнего мозга выражается в различных формах ритуальной практики.

Неокортекс значительно расширился в ходе последующей эволюции млекопитающих, в первую очередь приматов, и особенно нашего рода (Homo), добавив новые измерения к когнитивным способностям, которые вышли за рамки специализированных функций субнеокортикальных лимбических областей. Вполне логично, что биоматематики не обращают внимания на функциональность мозга, особенно на исполнительные функции неокортекса, стремясь доказать существование просоциальных инстинктов. Иначе это подорвало бы их теорию. Как говорит Дж. Панксепп (2007: 179), "мы в основе своей млекопитающие, с долгим и славным наследием, которое лишь недавно в ходе эволюции мозга было увенчано массивным неокортексом, позволяющим осуществлять сложные формы обучения и мышления". Однако стоит задуматься о том, в какой степени наша способность иметь всевозможные творческие мысли высшего порядка сейчас заставляет нас видеть эволюционно специализированные "модули" в высших отделах мозга".

 

Социальный интеллект приматов