Читаем How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action полностью

В результате своих исследований я пришел к выводу, что человеческое сотрудничество дьявольски сложно для понимания. Поэтому исследователю приходится творчески интегрировать множество доказательств, начиная с биоэволюции, приматологии, археологии, истории, психологии и заканчивая современными обществами, чтобы реализовать тот тип разнообразного и исследовательского дизайна исследования, который описывает Герринг (Gerring, 2012). Путь к открытию, который, на мой взгляд, наиболее способен осмысленно и полезно решить эту сложную задачу, - процессуальный и трансисторический. Его цель - выявление причинно-следственных закономерностей во времени и пространстве, которые можно вывести из наблюдения за конкретными биологическими и социальными реалиями. Несмотря на то, что моя дисциплина исторически избегает тем сотрудничества, "новое воображение" антропологии, как я его называю, имеет потенциал служить важным источником такого рода глубоко эмпирических и сравнительных исследований, которые могут послужить полезным дополнением к работе теоретиков коллективного действия.

Один из аспектов антропологического воображения, который я здесь выделяю и который не является новым для этой дисциплины, - это ее сильная история эмпирической работы. В то время как дарвинист Алекс Месуди пропагандирует ценность математического формализма, потому что "исследователи могут проводить эксперименты в контролируемых условиях в лаборатории, не отвлекаясь на посторонние факторы... могут точно регистрировать данные... . манипулировать переменными для проверки конкретных гипотез, и ... могут повторно проследить историю, чтобы воспроизвести эволюционные тенденции" (Mesoudi 2011: 138), но среди антропологов эта идея не так часто встречается. Хотя в истории антропологии встречаются антирационалистические и антиредукционистские идеологии, практикующие антропологи в большинстве своем продолжают считать, что их дисциплина имеет в основном эмпирическую, а не формально-математическую основу.

Идея сидеть в офисе, составляя уравнения и запуская компьютерные симуляции ("компьютерное выжимание", как называют это некоторые критики), или записывать действия студентов-испытуемых в экспериментальной игре не лежит в основе антропологического воображения. Антропологи пакуют чемодан с Имодиумом, намазываются средством от насекомых, мочат ботинки, ведут раскопки, наблюдают, слушают, записывают, измеряют и берут интервью в полевых условиях. Такая эмпирическая ориентация позволила им создать большой массив данных, которые, на мой взгляд, очень важны для оценки существующих теорий сотрудничества и стимулирования новых идей о нем. Кроме того, в последние десятилетия многие практикующие антропологи отказались от склонности антропологии к социально сконструированным представлениям о человеке, и я рассматриваю эти новые способы мышления как продуктивный путь к изучению сотрудничества. К ним я отношу, прежде всего, следующие разработки:

1. Недавние открытия, сделанные когнитивными исследователями и приматологами, особенно связанные с "Теорией разума", описанной в следующей главе, проливают свет на психологические основы условного кооператора.

2. Психологические антропологи теперь считают любую упрощенную дихотомию западных и незападных типов личности ошибочной. Это серьезное переосмысление отношения "я" к обществу и культуре, которое зародилось давным-давно у Дюркгейма, Мосса и Маркса. Действительно, знаменитое утверждение Герца о том, что "западная концепция личности как ограниченного, уникального... . динамического центра осознания, эмоций, суждений и действий... и контрастирующего как с другими подобными целыми, так и с социальным и природным фоном, является... довольно своеобразной идеей в контексте мировых культур" (Geertz 1983b: 59), теперь может быть изменено следующим образом: "Типология самости (или личности), состоящая только из двух типов - западного и незападного - является слишком ограничительной для точного описания обоих, и только искажает их" (Spiro 1993: 144). Как я утверждаю в последующих главах, такое переосмысление позволяет выстроить более объективное и эмпирическое антропологическое понимание самости в обществе, и благодаря этому можно представить себе широко гуманитарный подход к изучению сотрудничества, который представлен в главах этой книги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное