How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action

Следует отметить, что исследователи других дисциплин также не видят особой роли антропологии в изучении сотрудничества. Многим исследователям с биологическим уклоном трудно представить, что антропология или любая другая социальная наука будет играть значимую роль в изучении кооперации, и вместо этого они указывают на преимущества, которые даст объединение физических, биологических и социальных наук под дарвиновским знаменем для достижения "консилиума" дисциплин. Важным источником этой идеи является дарвинистский манифест Джона Тоби и Леды Космидес, которые оправдывают консилиум, утверждая, что "спустя более чем столетие социальные науки все еще дрейфуют, имея огромную массу полупереваренных наблюдений, немалое количество эмпирических обобщений и противоречивый сонм необоснованных теорий среднего уровня, выраженных в лепете несопоставимой технической лексики" (Tooby and Cosmides 1992: 23). Эти резкие формулировки следует понимать как скорее риторические, чем фактические, и они предназначены главным образом для того, чтобы подготовить читателя к тому, на что намекают авторы, а именно к тому, что мы наиболее позитивно продвинемся в понимании человека, отказавшись от социальных наук в том виде, в котором мы их знаем, и приняв дарвиновский подход. Однако в их риторике есть не только доля правды, и здесь я исследую эту реальность, чтобы понять, почему антропология не играет важной роли в исследованиях сотрудничества.

 

Антропология и социально сконструированные представления о человеке в обществе

Один из ключевых вопросов, который должна решать любая теория человеческого сотрудничества, - это то, как мы понимаем индивидуальные социальные действия в связи с функционированием обществ. Этот ключевой вопрос подробно рассматривается в других главах данной книги. Объективное понимание "я" в обществе важно для изучения сотрудничества, но обычно западные социальные науки, включая антропологию, склоняются к "социально сконструированным" взглядам. Под этим я подразумеваю способы мышления, которые скорее идеологизированы, чем научно обоснованы. В качестве отступления отмечу, что некоторые антропологи отмечают определенную степень социального конструирования и в случае дарвиновской теории биоэволюции, которая, по их мнению, имеет общие черты с преобладающим экономическим мышлением Англии конца XIX века (например, Sahlins 1976: 101-7; McKinnon 2005).

В качестве примера социально сконструированного знания я привожу идею Homo economicus в экономической теории. Согласно этой теории, социальная выгода возникает, когда рациональные индивиды действуют в значительной степени самостоятельно, чтобы реализовать индивидуальные желания (полезность); с этой точки зрения, социальные обязательства препятствуют экономической эффективности. Предпочтение индивидуализации имеет долгую историю в западной мысли, возможно, впервые выраженную в "Басне о пчелах" Бернарда Мандевиля: Private Vices, Publick Benefits" и его комментариях к ней (Mandeville 1924, origin. 1732). В этой работе он бросил вызов широко распространенной в тот период идее о том, что человеческое общество развивается отчасти из врожденных чувств сострадания и понимания добра и зла ("априоризм"). Эта тема прослеживается, например, в работах Дэвида Юма и Адама Смита, особенно в первой книге последнего, "Теории нравственных чувств" (Hume 1978). Лишь с выходом в 1776 году второй книги Адама Смита "Исследование природы и причин богатства народов" (An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations) (Smith 1993) он отошел от строгого морального априоризма, допустив, что в сфере коммерции саморегулируемое поведение может иметь благоприятные социальные результаты. Приводя этот аргумент, он выдвинул на первый план утилитаристскую экономическую теорию.

 

Я упоминаю идеализацию индивидуализма и связанную с ней утилитарную поведенческую модель экономической теории потому, что эта идея в значительной степени создала теоретическую среду, которая повлияла на развитие антропологии и ее представления о человеческой природе. Это произошло потому, что исторически главной целью антропологов было придать дисциплине не только отчетливый предмет изучения (незападный "другой"), но и отчетливую теоретическую идентичность. В частности, понятие человека в антропологии было призвано отделить основные идеи дисциплины от преобладающего рационального утилитаризма и индивидуализма, которые, по их мнению, были мало применимы за пределами уникального опыта недавней западноевропейской цивилизации.