В городах интенсивное и частое социальное взаимодействие позволяет создавать новые социальные союзы между людьми и группами, а компактность обеспечивает эффективность передвижения, что стимулирует рост торговли. Однако в условиях предсовременности города неизбежно потребуют творческого решения институциональных проблем, чтобы справиться с притоком иммигрантов и смягчить угрозы здоровью и безопасности, включая пожарную опасность, болезни, этнические и сектантские конфликты, а также острую конкуренцию за дорогостоящие пространства. Я предполагаю, что подобные городские биосоциальные проблемы станут генеративными силами для социальных, технологических и культурных инноваций и изменений в направлении коллективных действий; только более коллективные правительства будут обладать необходимым институциональным потенциалом для облегчения городских недугов. Жители городов не только будут рады политическим переменам, но и могут дать им важный импульс (отмечу, что социолог Кастельс [1978] приводит этот аргумент для современных европейских городов). В качестве примера можно привести период правления династии Мин, когда система самоуправляемых кварталов (система баоцзя) была преобразована в структуру административных зон, управляемых наемными чиновниками центрального государства. Эта реформированная модель управления городом была установлена, в частности, в ответ на требования городской бедноты и среднего класса, которые заявили: "Мы хотим налоги" в обмен на государственные услуги, которые должны были заменить коррумпированные и неэффективные местные организации на уровне кварталов.
Пограничный социальный процесс: Рынки как места социального разжигания и эгалитарного воображения
"Экономика [Древней Греции] постоянно заявляет о себе и угрожает вырваться из нормативных рамок, наброшенных на нее полисом". (James Redfield 1986: 52)
Гандианское антиколониальное движение за отказ от сотрудничества в Индии "утвердило свое присутствие в "экстерриториальном" пространстве рынка... [a] . ...выбор места для интеграции в воображаемое большое сообщество". (Anand Yang 1998: 164)
Для берберов Блед-эс-Сиба ("Земля наглости") "не будет преувеличением сказать, что жизнь племени почти целиком проходит на рынке. Это место, где собираются туземцы; здесь они не только обеспечивают свои повседневные нужды за счет продаж, но и обмениваются идеями, передают политическую информацию, делают заявления власти и формируют реакцию на них... зарождаются политические заговоры, поднимается общественный резонанс, выдвигаются широкомысленные предложения и вынашиваются преступления". (из Э. Дутте, Мерракеш, Марокканский комитет, 1905 г., цит. по Benet 1957: 193)
"Рынок оставался как социальным, так и экономическим центром. Это было место, где совершались сто и одна социальная и личная сделка; где передавались новости, ходили слухи и сплетни, обсуждалась политика (если вообще обсуждалась) в трактирах или винных лавках вокруг рыночной площади. Рынок был местом, где люди, поскольку их было много, на мгновение ощущали свою силу". (E. P. Thompson 1971: 135)
Я предлагаю принять во внимание еще одну возможную движущую силу социальных, технологических и культурных изменений, а именно то, что важная отправная точка для коллективных действий может быть найдена в рыночных пространствах. Предлагая этот исходный источник коллективных действий, я не занимаю позицию современных рыночных фундаменталистов, утверждающих, что только рынки обеспечат оптимальное решение социальных проблем. Напротив, я указываю на географическую маргинальность, сакральность и лиминальность, а также самоуправление как на силы, способствовавшие созданию новых способов культурного понимания и форм социального общения и организации, которые распространились на другие сферы, включая политическую.