Читаем How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action полностью

Идея о причинно-следственной связи между рынком и социальными изменениями в сторону эгалитаризма отнюдь не нова. Например, Альберт Хиршман (1977, 1982) описал аргументы Адама Смита, Томаса Чалмерса и других, которые рассматривали рост торговли как стимул для развития рационального мышления и морального поведения, способного служить защитой патрицианских интересов. В XIX веке экономист Давид Рикардо предположил, что государство само по себе развивалось для того, чтобы оказывать управляющие услуги рынкам. В последнее время Родни Хилтон и другие историки доказывают центральную роль рынков в социальных и культурных изменениях в Англии эпохи раннего Нового времени. Аналогичным образом, ученые, следующие традициям Бахтина, писавшего о народной культуре карнавала и рынков, указывают на то, как оппозиционные и лиминальные качества этих мест сделали их инкубаторами эгалитарного переосмысления. Обобщая эту литературу, Сталлибрасс и Уайт (Stallybrass and White, 1986: 27) предлагают "думать" о рынке, представляя, как он нарушает идентичность и как он приводит к "смешению категорий, которые обычно держатся отдельно и противоположно: центр и периферия, внутри и снаружи, чужой и местный... высокий и низкий...". На рынках чистые и простые категории мышления оказываются озадаченными и односторонними. Только гибридные понятия подходят для такого гибридного места". Новизна моего предложения заключается в том, чтобы утверждать, что рынки способны спровоцировать изменение культуры и поворот к коллективным действиям вне контекста истории западного модерна.

В главе 6 я обсуждал эволюцию рыночных институтов с точки зрения сотрудничества и возвращаюсь к некоторым аспектам этой дискуссии как к источнику идей о возможной роли рыночных площадок как мест возникновения коллективных действий. Мой подход не подразумевает, что люди каким-то образом обязательно представляли себе будущее, приносящее выгоду от коллективных действий, и затем создавали рынки для достижения этой цели. Напротив, исторический процесс, вероятно, был чем-то сродни тому, что мы называем "правилом Ромера", когда первоначальные изменения были направлены только на решение конкретной узкой проблемы, в данном случае проблемы сотрудничества, связанной с открытыми рынками. Лишь позднее оказалось, что такие узкоспециальные упражнения по решению проблем на рынках имеют более широкие последствия для социальных изменений.

Я предполагаю, что рынки были основными местами для решения проблем сотрудничества в больших, социально и культурно неоднородных группах. Изначально, по крайней мере, эти рынки располагались в слабо управляемых границах и пограничных регионах на границах государственной власти. Здесь социальная и физическая маргинальность рынков открывала возможности для социальной и культурной новизны и того, что Вебер назвал "харизматическим" пылом, который наделял рынки способностью осуществлять социальные и культурные изменения. Учитывая экстерриториальный контекст, надлежащее функционирование рынков не могло быть обусловлено традиционной властью. Напротив, предприниматели рынков разрабатывали новые институты парауправления с целью создания эффективных в эксплуатации учреждений, обеспечивающих безопасность, чистоту, порядок и, что немаловажно, справедливое разрешение споров. Необходимость в эффективности управления усиливается, поскольку такие рынки должны быть функционально конкурентоспособными, чтобы привлекать толпы маркетологов и тем самым приносить доход управляющим рынками. Как я уже упоминал ранее, маркетологи предпочтут пользоваться услугами рынка, который лучше управляется, и такого, где рыночные пошлины и налоги должным образом отражают стоимость предоставляемых услуг. Я предполагаю, что этот парагосударственный процесс в конечном счете имел последствия для социальных изменений, связанных с развитием форм сотрудничества в политической сфере. На рынках люди представляли себе возможность того, что форма управления может быть проблемной и эффективной, с целью предоставления управленческих услуг, соизмеримых с тем, что требуется от тех, кого она обслуживает, и делать это на социально справедливой основе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное