How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action

Ранее я уже упоминал о трудностях, присущих любой попытке описать ситуацию взаимной и множественной причинности, поскольку конкретные условия, инициирующие цепь событий, будет трудно определить, а данные, пригодные для проверки гипотез, трудно получить. Однако мне кажется, что есть основания для разумных предположений о природе причинности, и ниже я описываю четыре условия, которые могли способствовать запуску совместного процесса: эластичность производства, растущее неравенство богатства, городские биосоциальные проблемы и социальная эволюция рынка.

Эластичность производства

Выгоды, получаемые от коллективных действий и совместного процесса, в определенном смысле являются роскошью, за которую приходится платить высокую цену. В то время как государственные строители разрабатывают стратегию минимизации затрат, коллективные действия и сопутствующие им особенности коактивного процесса разжигают перемены, социальную сложность и спрос на рабочую силу. Они требуют, чтобы люди могли двигаться, взаимодействовать и быть видимыми друг для друга. Изменения требуют усложнения административной системы и социальных технологий измерения площади и проведения переписей. Увеличение потоков информации и товаров создает нагрузку на коммуникационные, складские и транспортные технологии и инфраструктуры, а также на созданную среду использования городского пространства. Издержки, присущие повороту к коллективным действиям, покрываются за счет нового производства богатства. Однако рост благосостояния и коллективных действий будет затруднен, если системы производства не будут достаточно эластичными и не позволят большинству домохозяйств реагировать на новые потребности и возможности.

В определенной степени эластичность производства будет заложена в природных условиях. Особенно в условиях преимущественно аграрной экономики регион с глубокими плодородными почвами и надежными источниками воды будет обладать большей эластичностью производства, чем труднопроходимая горная местность или пустыня. Однако, указывая на экологический потенциал, я рискую предложить аргумент в пользу экологического детерминизма. Детерминистский аргумент вводит в заблуждение отчасти потому, что, если не соблюдены другие социальные и культурные условия, даже потенциально богатая окружающая среда, в высшей степени подходящая для интенсификации, не обязательно будет способствовать коллективным действиям и процессу совместной деятельности. Экономические антропологи давно поняли, что домохозяйства интенсифицируют производство только тогда, когда видят для этого веские причины, а не просто потому, что могут.

Слабость аргумента экологического детерминизма очевидна и на примере Африки к югу от Сахары. На первый взгляд, это регион, в котором ограниченная эластичность производства препятствовала бы коллективным действиям и процессу совместной деятельности. Традиционно на большей части этой тропической территории производство продуктов питания и волокон было садоводческим, при этом широко использовались многолетние культуры, более приспособленные к местным природным условиям, чем зерновые культуры. Орошение культур практически отсутствует, и в целом считается, что многолетние культуры, такие как батат и подорожник, не очень подходят для стратегий интенсификации по сравнению с одомашненными травами, такими как пшеница, рис и кукуруза. В результате системы чередующихся полей, характерные для садоводческих режимов ("срубить и сжечь"), отличаются сравнительно низкой производительностью в расчете на гектар. И все же, несмотря на эти внутренние ограничения, свидетельства интенсификации в изобилии присутствуют на территориях, поддерживающих два наиболее коллективных полиса в субсахарской выборке, асанте и лози. И Т. К. Маккаски (1995: 31), и Айвор Уилкс (1993: 47) отмечают, что в окрестностях столицы асанте, Кумасе, есть свидетельства необычной (для Африки) степени интенсификации сельского хозяйства, включающей свиноводческие "питомники" и непрерывное, два раза в год, выращивание корнеплодов. Основной сельскохозяйственной зоной полиса Лози была обширная пойма реки Верхней Замбези, которая была улучшена для сельскохозяйственного использования путем строительства обширной системы каналов, "забивающих равнину" (Gluckman 1961: 63; ср. Prins 1980: 58-70). Эти каналы служили как для увеличения обрабатываемой площади за счет осушения болот, так и для создания транспортной инфраструктуры.